Загадка Туринской Плащаницы

В идеале такая процедура свидетельствует о милости Божией, открывающей даже грешнику путь в незамутненную злом вечность, уготованную для чистых душ. Однако приходится вспомнить о тех, кто скончался скоропостижно, в катастрофе, во младенчестве, в глубоком сне. Им не дано осмыслить, уловить переход к вечному мгновению. Значит, оно для них отсутствует? Недопустимая несправедливость!

Есть и еще одно «слабое место» в концепции вечного мгновения: кардинальное несоответствие субъективного переживания и объективного наблюдения. Можно утешаться мыслью о непроходящем последнем миге своего бытия. Но все прочие люди, сторонние наблюдатели, будут бесспорно констатировать нашу смерть. И если субъективно она и не будет ощущаться, то объективное ее осуществление не вызовет никаких сомнений.

…Великая сила религии – в обращении непосредственно к душе человеческой, к личным переживаниям и чаяниям.

Мощь научных идей определяется их доказуемостью, опорой на достоверные факты.

Там, где соединяются вера и знания, возникает прочнейший сплав, укрепляющий разум и душу. Но там, где вера и знания находятся в противостоянии, непримиримых противоречиях, люди должны выбирать самостоятельно, чему отдать предпочтение. В зависимости от склада характера и ума одни отвергают доводы науки, как бы закрывая глаза на реальность; другие вынуждены мужественно отказываться от утешительных религиозных умозрений во имя бесстрастной научной истины.

Наконец, возможна еще одна позиция: признание собственного или даже всеобщего недостаточного знания. Такая неопределенность может быть творческой, ведущей на дальнейшие поиски и в религиозной, и в научной областях.

Не станем предопределять свою позицию в стремлении осмыслить суть жизни и смерти. Заранее ясно, что к безусловным истинам, исчерпывающим тему до дна, прийти не удастся. Тайну жизни и смерти пытались понять величайшие мыслители всех времен и народов. Даже если кому-то и удалось высказать совершенно верные идеи, то как найти их среди множества других? Тут слишком многое зависит от наших личных умственных способностей, знаний и характера.

Возможно, кого-то вполне устраивают традиционные представления о рае и аде, кого-то – атеистический взгляд на смерть как абсолютную и безнадежную реальность, а кого-то – утешительное представление о вечном мгновении. Человек, приняв любую из этих концепций, волен отказаться от дальнейших интеллектуальных исканий. Однако более разумно, как мне кажется, избегать в таких вопросах окончательных, безоговорочных ответов. Это будет умерщвлением живой мысли, превращением ее в холодную бездушную окаменелость.

Продолжая рассуждения о вечном мгновении, завершающем деятельную жизнь и раскрывающем вечность, невольно приходишь к печальным выводам. В нашем изменчивом мире преобладают… мертвые!

Для многих и многих миллиардов наших предков уже осуществился переход в безвременье. И если каждый из них привнес в мир свою «каплю вечности», то в результате возник поистине океан вне движения, изменений, жизни.

События текущей действительности мира живущих – не более чем мимолетная зыбь в этом безмерном океане. Возникает образ царства мертвых, где каждый из живых – всего лишь временный странник. Вспоминаются некоторые жестокие эпитафии на могильных плитах: «И ты здесь будешь» или «Мы дома, а ты в гостях».

Подобные мысли, по-видимому, были присущи еще древним египтянам и согласовались с их представлениями о царстве мертвых. Неслучайно самые грандиозные древнеегипетские строения предназначались не живым фараонам, а мертвым. И все-таки, как свидетельствует египетское искусство, культ мертвых не лишал людей оптимизма.

Например, в надгробной надписи сановника Хени (Среднее царство, более 4 тысяч лет назад) есть слова: «О, живущие на земле, любящие жизнь, ненавидящие смерть!» Удивительно, насколько созвучно нашему разуму это обращение из далекой эпохи, из иной культуры, от неродственного народа.

То же можно сказать о христианской традиции, согласно которой Христос своей смертью попрал смерть, а Его Плащаница – свидетельство воскрешения и жизни вечной.

Судя по всему, египтяне прекрасно понимали «многолюдность» и величие царства мертвых. Но это не примиряло их со смертью. Она была для них страшной и отвратительной: поистине царство необходимости, полнейшей несвободы! Приходилось удовлетворяться иллюзией преодоления смерти, воздвигая величественные пирамиды, мумифицируя покойников.

Эти искусственные горы и искусные мумии как бы противостоят Плащанице Христа. Они явно свидетельствуют о недвижности и тленности мертвых тел, тогда как она – о бессмертии духа и о возможности возрождения.

Еще в одном обличии представлена смерть в философии марксизма-ленинизма. В «Философском энциклопедическом словаре» (1983) П. П. Гайденко пишет: