Загадка Заболоцкого

Я не ищу гармонии в природе.
Разумной соразмерности начал
Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе
Я до сих пор, увы, не различал.

Как своенравен мир ее дремучий!

В ожесточенном пении ветров
Не слышит сердце правильных созвучий,
Душа не чует стройных голосов.

Но в тихий час осеннего заката,

Когда умолкнет ветер вдалеке,
Когда сияньем немощным объята,
Слепая ночь опустится к реке,

Когда, устав от буйного движенья,

От бесполезно тяжкого труда,
В тревожном полусне изнеможенья
Затихнет потемневшая вода,

Когда огромный мир противоречий

Насытится бесплодною игрой, —
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встает передо мной.

И в этот час печальная природа

Лежит вокруг, вздыхая тяжело,
И не мила ей дикая свобода,
Где от добра неотделимо зло.

И снится ей блестящий вал турбины,

И мерный звук разумного труда,
И пенье труб, и зарево плотины,
И налитые током провода.

Так, засыпая на своей кровати,

Безумная, но любящая мать
Таит в себе высокий мир дитяти,
Чтоб вместе с сыном солнце увидать.

[Заболоцкий 1972, 1: 173–174][308]

Именно в двух вступительных строфах кроется ключевая связь стихотворения с вечерним чувствительным размышлением, но характер этой связи станет очевидным позже. А пока достаточно отметить, что во вступлении вводится лирический герой, который, по видимости, пылко возражает против идеи гармонии в природе. Убедительный тон усилен тем, что первую строку невозможно произнести «нейтрально», – все доступные варианты паттернов ударений создают более или менее выразительные «речевые жесты». В наиболее вероятном прочтении первая стопа становится пиррихием – метрическое ударение в ней пропускается, и первый ударный слог встречается только во второй стопе: «Я не ищý». Это усиливает акцент на смысле глагола, и тогда подразумевается, что попытка поиска гармонии не имела бы никакого смысла. Во втором варианте ударение могло бы быть реализовано на частице не, обычно безударной, что придало бы интонации особую настойчивость: «Я нé ищу гармонии в природе». Наконец, есть вариант с ударением на местоимении я, при котором в первой стопе образуется хорей и подразумевается противопоставление позиции другого персонажа: «Я́ не ищу гармонии в природе», но другие ищут.

Эти варианты прочтения во многом пересекаются, и во всех из них гармонии в природе нет, – это отрицание заметно и в более ранних работах Заболоцкого. Пожалуй, наиболее явно эта точка зрения выражена в фрагменте «Лодейникова», в котором Лодейников видит огромного червя, «железными зубами схватившего лист и прянувшего во тьму», затем наблюдает, как жук ест траву, жука клюет птица, из птичьей головы пьет мозг хорек, и на все это смотрят ночные существа с перекошенными страхом лицами. Столкнувшись с этой сценой, Лодейников с горькой иронией заключает:

Так вот она, гармония природы,
Так вот они, ночные голоса!
Так вот о чем шумят во мраке воды,
О чем, вздыхая, шепчутся леса!

[Заболоцкий 1972, 1: 183]

В «Лодейникове» проблема разрешается с появлением «нового дирижера», который объединяет элементы разрозненного мира «в один согласный хор», привносит в природу индустриализацию в виде забоев, турбин и тому подобного, что напоминает сцену из предпоследней строфы стихотворения «Я не ищу гармонии в природе». Усилиями этого «дирижера» «…в голоса нестройные природы / Уже вплетался первый стройный звук» [Заболоцкий 1972, 1: 185][309]. Основная идея таких стихотворений, как «Север» и «Творцы дорог», того же духа, хотя и не всегда ее можно подтвердить тщательным прочтением текста.