Пока я размышлял над всем этим, начало темнеть. Я стал спускаться. С вершины острова к губе Пещерке была проложена в старину маячная тропинка. Но я не знал об этом и направился вниз по крутому северному склону острова. Мне казалось, что я таким образом попаду на ту береговую тропу, которую оставил у площадки бывшей метеорологической станции. В спешке я местами скатывался вниз по крутым откосам, лежа на спине. Откосы были скользкими от утреннего дождя, и скатывался я быстро. Приходилось даже тормозить, хватаясь за ветки рододендрона. Но я все-таки успел измерить высоту небольшой террасы, которая попалась мне по дороге на склоне.
Спустившись к северному берегу, я увидел, что он образован широким пляжем и двумя широкими, но низкими древними террасами. Здесь ярко проявилась интересная особенность Ушканьих островов. Из-за того, что острова продолжают подниматься и доныне, пляжи вышли из-под размывающего действия волн. Сильные волны разбиваются теперь об их внешний край и не доходят до внутренней границы. Поэтому пляжи широки, очень полого наклонены к воде, и на них образовались так называемые каменные отмостки – ровный слой булыжников. Камни тесно прижаты друг к другу, как на уличной мостовой. Сверху они обточены прибоем под один уровень – волны перекатывают по отмостке мелкие гальки и шлифуют ими булыжник. Нижние же стороны камней остались угловатыми, и некоторые из них сидят в подстилающем наносе узкими клиньями. В пространствах между булыжником растет осока. Издали кажется, что она образует сплошные зеленые лужайки. Кроме осоки, на отмостках много дикого лука. Местами растут кустики приземистой ивы.
Хотя наблюдения на северном берегу задержали меня на очень короткое время, но все же сумерки сгустились.
Я шел вдоль берега, радуясь результатам осмотра острова, и не замечал ни усталости, ни мокрой одежды.
Теперь не оставалось сомнений в том, что Большой Ушканий остров поднялся из глубин древнего Байкала. Поднятие происходило с перерывами, и за это время волны вырезали террасы. Широкие пляжи, которые частично уже вышли из «сферы влияния» волн, и высокое положение пещерки показывают, что сейчас остров находится в состоянии очередного поднятия.
И еще удалось обнаружить, что юго-восточная сторона Большого острова поднимается сильнее, чем северо-западная. Одни и те же террасы на разных сторонах острова находятся на разной высоте.
С такими мыслями я подходил в полном мраке к губе Пещерке. Тропы совсем нельзя было разглядеть, и ее приходилось нащупывать ногами. Иногда я спотыкался о корни деревьев или валежник. Но это меня не беспокоило. Я радовался, что удалось увидеть на Ушканьем острове так много интересного и поучительного.
Приблизившись к губе, я услышал завывание сирены на нашем катере. Как потом оказалось, мои товарищи стали тревожиться. Они решили, что я в темноте заблудился. Но я привык к таежным и горным тропинкам за время своих странствий и довольно уверенно шел в темноте по незнакомому берегу.
Вскоре показался катер. Он стоял неподвижно в затихшей губе. На мачте горел сигнальный огонь, окна в кают-компании были ярко освещены. Лодка перевезла меня к товарищам.
В кают-компании шел оживленный разговор. Оказывается, что матросы принесли от Ничкова нерпичьего мяса и приготовили жаркое. Толмачев и Цуриков, не привыкшие к байкальским обычаям, отказались от угощения, – нерпятина остро пахнет рыбой. Матросы же, похваливая жаркое, со своей стороны изумлялись тому, что мы можем есть грибы. На Байкале многие коренные жители грибов не едят вообще. Даже белый или подберезовик считаются погаными. Когда мы с Толмачевым и Цуриковым собрали на мысе Заворотном большую сумку превосходных подберезовиков и хотели зажарить их, повариха отказалась дать нам сковородку, считая, что мы ее опоганим. Только после долгих уговоров сковорода была нам дана, но с условием, что мы возвратим ее хорошо вычищенной. А когда мы ели аппетитные жареные грибы, члены нашей команды, местные байкальские жители, брезгливо отворачивались.
Что же, хорошо известно, что о вкусах не спорят…
Наш капитан рассказал нам в тот вечер, откуда пошло название Ушканьих островов. Ушканами зовут в Сибири зайцев. Но на Ушканьих островах зайцев сейчас нет. Не было их и в детские годы Николая Елевферьевича Иванова. Приходилось думать, что зайцы водились в старину, когда на Байкале только появилось первое русское население.
Удивительно, что острова названы по такому ничтожному, можно сказать, животному, как заяц, который не имеет никакого промыслового значения. Русские люди, заселившие Байкал, отличались хозяйственностью, больше всего интересовались рыбным и охотничьим промыслами. Почему они не назвали острова, скажем, нерпичьими? Богатыми лежбищами этого зверя острова как раз и славились исстари…
На другой день мы отправились в Усть-Баргузин, и там я расстался с катером.
Наблюдения, сделанные на Большом Ушканьем острове, оказались очень важными. Они помогли объяснить загадочные явления, свойственные байкальской природе в целом.