Айви стало интересно, откуда произошло название их домика, и тогда Гидеон рассказал о своем прадеде и его собаке по кличке Финн, которую они похоронили во дворе под дубом. «Это он?» – спросила она, глядя на полку камина, где стояла черно-белая фотография красивого мужчины в широкополой шляпе. Гидеон кивнул и показал ей и другие снимки – прабабушек, прадедушек, их родителей, теть, дядь, двоюродных дедушек, кошек, собак и детей. С тех пор, сказал он, они стали приезжать сюда на лето. Почти все каникулы они с Сильвией ловили рыбу на яхте или качались на резиновой покрышке, привязанной к дубу на пляже. Несмотря на гордость, с которой Гидеон рассказывал об этом месте, в глаза Айви все-таки бросался возраст дома: деревянные доски на потолке прогнулись и трещали, бархатные шторы в гостиной выглядели так, будто их не проветривали несколько десятилетий. Внутреннее убранство было поразительно обветшалым и старомодным: на крючках висели соломенные и фетровые шляпы, в каждом углу среди плетеных кресел лежали такие же корзины и глиняные горшки; главным украшением был гобелен с индейскими узорами, а еще повсюду висели деревянные мобили с ракушками и мелкими камушками – такие игрушки обычно мастерили дети в летних лагерях. В конце коридора обнаружился желтый альков, увешанный расшатанными полками, на которых подставки в виде горгулий плотно подпирали старые книги с кожаными обложками и рукописными названиями на корешках. Гидеон резко дернул на себя желтый вязаный чехол. В воздухе закружили клубы пыли, постепенно оседавшие на блестящей черной крышке фортепиано. Он сел на банкетку и принялся играть «Собачий вальс». Инструмент был сильно расстроен.
– Его купили для Сильвии, чтобы она освоила хотя бы один музыкальный инструмент, но вскоре оказалось, что у нее совсем нет слуха. Поэтому пришлось учиться мне. Сюда вообще никто не заходит, кроме отца, когда ему нужно поговорить по телефону.
Он начал играть сонату в минорной тональности. Партитуры у него не было, но пальцы так и летали по клавишам. Гидеон никогда не говорил ей, что умеет играть на фортепиано. Каждый день, когда они были вместе, Айви узнавала о нем что-то новое – и каждый раз удивлялась. Наверное, в этом и был секрет счастливых многолетних браков: держать над своей жизнью завесу тайны от любимого человека. Если бы ее собственный отец хотя бы постарался сохранить в себе нотку загадочности, возможно, Нань не была бы так сурова к нему.
– Это самая лучшая комната в доме, – отметил Гидеон, показывая Айви первую спальню на втором этаже.
Она увидела кровать с балдахином и смятым льняным одеялом, откидной письменный стол, две небольшие прикроватные тумбы из клена и тяжелый деревянный сундук, внутри которого лежал комплект полотенец. По комнате были расставлены свежие цветы. Тут были и зеленоватые гвоздики в кувшинах, и бесчисленное множество букетов, и лаванды в горшках, – а на тумбе стояла миска с водой, в которой плавало несколько пионов. Айви сунула руку в воду. Один из лепестков оторвался от цветка. Ей тут же захотелось поднести пальцы ко рту и облизать их.
– Мама обожает украшать комнаты цветами, – сказал Гидеон, заметивший улыбку на ее лице. – Что-то не так?
– Пионы! Я думала, они искусственные. Слишком
Айви увидела их отражение в трюмо: одна голова светлая, другая темная. «У нас были бы красивые дети», – подумала она, целуя его в кончик носа.
– Иногда так хочется запечатлеть твой взгляд, – проговорил Гидеон. – В старости буду вспоминать твое нежное лицо и заново переживать эти приятные мгновения.
Она опустила руки ему на бедра и, нащупав холодную металлическую пряжку, в одно мгновение расстегнула ему ремень. Его пальцы ласкали ее грудь.
– Они скоро вернутся.
Айви убрала руку и встала у окна с видом на террасу и скошенную лужайку, за которой буруны ласкали прибрежный песок.
– Так тебе нравится твоя комната?
Она обернулась.
–
– Это традиция. Я буду спать на первом этаже.
Ей показалось, будто он шутит, но все было всерьез. Она покрутила кисточку шторы.
– Придешь сегодня ночью?
– К сожалению, у мамы острый слух – как у собаки. – Он пристально взглянул на нее. – Сильно расстроилась?
– Буду скучать по тебе, – ответила она, покачав головой, но улыбку с лица не убрала. – У тебя очень милая мама. И старомодная. Будет отличная неделя. – Ее взгляд упал на пионы. – Ни на секунду не сомневаюсь в этом.
Услышав чистый женский голос, окликнувший Гидеона, Айви вышла из душа. Он крикнул, что они сейчас спустятся, и спросил, готова ли она. Айви переодевалась в длинное платье из джерси. В мягком свете примерочной, в окружении трех больших зеркал ей казалось, что это идеальный выбор для семейного ужина. Но мрачный интерьер гостевой спальни словно вытягивал цвет из всего, что попадало в комнату, и платье вдруг стало выглядеть дешево. Под тонкой тканью отчетливо выступили контуры нижнего белья. Волосы застряли в молнии. Вот черт.