Заговор Локкарта любовь, предательство, убийство и контрреволюция в России времен Ленина

Не успел Энгельгардт/Штегельман вернуться в Петроград, как в дверь Кроми постучал еще один большевистский агент. Он назвался лейтенантом Сабиром из русского Балтийского флота и рассказал, что работал под началом адмирала Алексея Щастного, которого большевики казнили за измену двумя месяцами ранее. «На него [Сабира] не обратили внимания», — писал Гарольд Тревенен Холл, которого позже будут считать гражданским лицом, но который на самом деле тоже являлся британ-ским агентом и работал с Кроми [40. Затем, вспоминал Холл, Энгельгардт явился с письмом от Лок-карта, в котором тот просил Кроми «помогать предъявителю во всех его военных операциях». Ни один источник не упоминает о встрече Локкарта и Энгельгардта, но, очевидно, она имела место, что является еще одним доказательством того, что Локкарт продолжал участвовать в деле. Вернувшись в Москву, Энгельгардт поручился за Сабира и, по выражению Холла, «обелил» его [41]. В результате Кроми счел их обоих соучастниками своего заговора и предоставил Локкарту рекомендательное письмо для двух лжезаговорщиков; теперь Локкарт поверил Кроми — любопытный пример взаимной неуместной доверчивости. Результаты были катастрофическими.

Примерно в середине августа, как раз в тот момент, когда Локкарт виделся с латышами в Москве, Кроми вновь встретился в Петрограде с Энгельгардтом/Штегельманом и «обеленным» им Сабиром и привлек их обоих к своему заговору. Они утверждали, что являются лидерами финских белогвардейцев, и были своего рода петроградскими аналогами Берзина и Спрогиса/Шмидхена в Москве — такими же убедительными и лживыми.

Сто лет спустя невозможно сказать, каковы были детали петроградского заговора, руководители которого намеревались сохранить его в тайне, кроме того, что «в планы Кроми могло входить разрушение некоторых мостов» [42], что он был «заинтересован в нескольких [петроградских контрреволюционных] организациях», что «были потрачены значительные суммы денег» [43] и что часть денег, вероятно, была направлена на контрреволюционную агитацию в 1-й стрелковой дивизии Красной армии, расквартированной в бывшей столице [44]. Кроми, который направлял белых в Архангельск в помощь генералу Пулу в его походе на юг, также обещал снабдить его бронированными судами для рек и озер.

Каков бы ни был план, новые знакомые Кроми заявили, что могут помочь с его осуществлением. Сабир утверждал, что является командиром горной дивизии и что у него есть батальон белогвардейцев, готовых помочь захватить Петроград, захватив все броневики большевиков. Кроми дал ему дополнительное задание: взорвать Охтинский мост, который соединял две важнейшие железнодорожные станции Петрограда. Это помешало бы как немецкому вторжению из Финляндии, так и красным, когда они попытались бы подавить восстание. Энгельгардт/Штегельман заявил, что контролирует 60 000 финских белогвардейцев, включая железнодорожных, телеграфных и телефонных чиновников. Он заверил Кроми, что в России есть 25 000 латышских солдат, «которые в нужное время соберутся в условленном месте». Они будто бы как раз ждали сигнала идти на Петроград сообща с солдатами союзников, которые должны были прийти из Мурманска и Архангельска. Кроми решил, что сможет включить и их в свои планы. Он обещал представить своих новых помощников ведущим петроградским белым, включая генерала Юденича: «Штекельман и Сабир были очень в этом заинтересованы».

*

Фоном для заговора Кроми в Петрограде служило растущее напряжение и трудности в городе, не в последнюю очередь ощущаемые теми, кто был связан с Великобританией и Францией. Всех могли арестовать в любой момент. Никому не разрешалось пользоваться телеграфом. Люди не могли уехать из страны. Председатель Петроградского совета Григорий Зиновьев угрожал интернировать всех, когда (а не если!) солдаты союзников возьмут Вологду [45]. Он уже собирал бывших царских офицеров и сажал их в тюрьму. В стране почти царил голод; цены на продовольствие на черном рынке продолжали расти. Кроми выглядел худым и изможденным; чтобы избежать ареста, он стал проводить ночи в тайной чердачной комнате в доме преподобного Баусфилда Свон Ломбарда, капеллана британского посольства в Петрограде. Примерно в это время Кроми написал письмо другу, где признавался: «Я устал от политики, лжи и обмана. Я хочу вернуться в Аркадию… и, возможно, обрести покой…» [46] Локкарт считал, что капитан «предчувствовал свою смерть. Он написал мне в письме… что „чувствовал, что уйдет в один из этих дней"» [47].