Заговор против Сталина

Машинист сбросил скорость. За полотном торчали невысокие кустики. Павел высунул голову, осмотрелся, стал сползать вперед ногами. Спрыгнул, оттолкнулся от насыпи и покатился вниз по колкому щебню. Кости уцелели, но ушибов и ссадин набралось предостаточно. Он побежал в кусты, держась за отбитый бок, пробился к крохотной поляне и рухнул на спину. Поезд ушел, стук колес затих. Осталось легкое недоумение.

Ушибы оказались незначительными. Он лежал и смотрел в безоблачное небо, приходя в себя.

Все это было странно, непривычно, аж мозги вытекали из головы. Он находился будто в сказке: необычная природа, пение птиц, развесистые дубы-колдуны на другой стороне полотна. Из поезда были видны горы далеко на юге, создавалось ощущение, что он находится в большой долине. Двуногие существа пейзаж не портили. Павел наслаждался тишиной. Движение на этой ветке не отличалось интенсивностью – за двадцать минут ни одного состава. Где он находится? За ночь могли проехать километров двести. Вряд ли больше, учитывая долгие остановки и невысокую скорость. Изначально ветка тянулась на северо-запад, но потом ведь могла повернуть.

Посторонний шум привлек внимание. Что-то поскрипывало, лязгал металл. Павел застыл. Шум становился отчетливее. Монотонно скрипели металлические сочленения, доносились голоса. Показалась двухместная дрезина на ручной тяге. Она неспешно катилась по рельсам с двумя мужчинами на борту, одетыми в рабочие комбинезоны, – очевидно, дорожными рабочими. Один, постарше, курил, постреливая в небо колечками дыма. Второй, молодой, работал рычагом, приводя дрезину в движение. Они неторопливо переговаривались – старший товарищ что-то внушал молодому работнику. Тот согласно хмыкал, отвечал односложно. Голос у старшего был сипловатый, прокуренный. В разговоре прозвучало слово «Бельфор». Дрезина уезжала, за ней тянулось облако синеватого табачного дыма. Павел с завистью смотрел им вслед. Покурить сейчас было бы неплохо. Он не курил почти семь месяцев, разве ж это дело?!

Появилась пища для размышлений. Он вновь уставился в небо.

Дорожные рабочие говорили по-французски. Язык майору знаком, но не полностью им освоен. Смысл беседы в голове не отложился. В каких странах говорят по-французски? Разумеется, во Франции. А еще в Бельгии, в Швейцарии, возможно… В последней из упомянутых стран он оказаться не мог, Бельгия – тоже сомнительный вариант. Бельфор… Это французский город. Он закрыл глаза и сосредоточился на географических понятиях. Знания хранились системно, каждое в своей «коробке». Область Бургундия, департамент – территория Бельфор, так называемые Бургундские ворота – горный проход из Центральной Франции в ее восточную часть. Долина огорожена горными массивами Юра и Вогезы. Длина прохода – 45 километров, ширина – около 30. Леса, холмы, озера, несколько полноводных рек. Здесь же город Бельфор, под которым когда-то действовал Бельфорский укрепрайон, составная часть линии Мажино, которую в 40-м году немцы прошли почти без затруднений.

Почему бы не предположить, что он во Франции? Фрайбург расположен почти на границе. Поезд двигался плюс-минус на запад. Шел всю ночь, а сейчас позднее утро. Ничего удивительного, что он оказался именно здесь. Граница – линия формальная, ее пересекли и не заметили. Территория Северной и Центральной Франции оккупирована немецкими войсками, это часть рейха. Республика Виши южнее, там тоже фашисты, только свои, доморощенные. По всей Франции лютуют каратели, действуют местная полиция и части коллаборационистов. Движение маки, французских партизан, участников Сопротивления… Кстати, что в этой области с движением маки? Он не имел понятия. Давненько вы, товарищ майор, не бывали во Франции…

Точнее, во Франции он не бывал никогда, а заграницу посещал только в нежном возрасте как член семьи дипломатических работников. И что теперь, отсиживаться в лесу, пока не закончится война? Иллюзий насчет своей участи майор не питал. Был в плену – значит, ответит. Никого не волнует, сам ты сдался или был схвачен в беспомощном состоянии. Но и сидеть в лесу не выход.

Он ощупал себя, обнюхал лагерную одежду. Внешний вид не выдерживал критики. Лагерные робы узникам не выдавали, хотя такое иногда случалось. Ходили в истрепанном штатском, в нем же работали. «Обновки» случались, если умирал кто-нибудь из товарищей. Ботинками поделился погибший под завалом поляк, суконными штанами – француз Луи, художник из Лиона, случайно угодивший в облаву и поехавший в лагерь за другого парня. Заношенный пиджак и кофта достались после голландца по имени Йонас – бедняга скончался от чахотки, а перед сожжением с мертвых снимали всю одежду. Он выглядел, как нищий. Волосы превратились в паклю, борода росла клочками. Руки были иссечены нарывами и порезами. С внешним видом нужно было что-то делать.