Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

дйствіемъ, мысль, оказавшаяся впослдствіи столь плодотворной. Хотя, правда, мы дале увидимъ, что обряды, сопровождающіе заговоры, очень часто не содержатъ въ себ ничего языческаго. Останавливаясь на вопрос о томъ, на какой почв могли вырасти заговоры, Буслаевъ замчаетъ: „Множество примтъ, заклятій или заговоровъ и другихъ суеврныхъ обычаевъ и преданій, и досел живущихъ въ простомъ народ, свидтельствуютъ намъ, что та поэтическая основа, изъ которой возникли эти разрозненные члены одного общаго имъ цлаго, была не собственно языческая, и уже вовсе не христіянская, но какая-то смутная, фантастическая среда, въ которой съ именами и предметами христіянскаго мира соединялось нчто другое, боле согласное съ миическими воззрніями народнаго эпоса“¹). Отмтимъ еще мнніе Буслаева о степени самобытности заговоровъ и сродныхъ съ ними суеврій. „Перелистывая старинные рукописные сборники“, говоритъ онъ: „не разъ остановитесь вы на чрезвычайно любопытныхъ, большею частію короткихъ замткахъ, носящихъ на себ явственные слды народныхъ суеврій, частію заимствованныхъ, частію собственно русскихъ, иногда языческихъ, иногда съ примсью христіянскихъ преданій. Чернокнижіе, распространявшееся между русскими грамотниками въ книгахъ отреченныхъ или еретическихъ, не мало способствовало къ образованію этой, такъ сказать, суеврной поэзіи въ нашей древней письменности“²). И дале: „не говоря о лчебныхъ пособіяхъ, между которыми постоянно встрчаются латинскіе термины и приводятся иностранныя средства, даже въ самыхъ заговорахъ и отреченныхъ молитвахъ, не смотря на своеземный составъ большей части изъ нихъ, очевидны слды иностраннаго вліянія, сначала греческаго, потомъ латинскаго“³). Относительно лицъ, культивировавшихъ заговоры, Буслаевъ замчаетъ, что тутъ играли немалую роль причетники, какъ люди грамотные, могущіе пользоваться лчебниками и апокрифами. Они создавали ложныя молитвы, близко подходившія къ заговорамъ и часто совершенно переходившія въ нихъ¹).

Прямымъ продолжателемъ взглядовъ Буслаева является Аанасьевъ. Въ знаменитыхъ своихъ „Поэтическихъ воззрніяхъ“ онъ прямо принимаетъ мнніе перваго относительно происхожденія заговора изъ мантры²). И по Аанасьеву, „заговоры суть обломки древнихъ языческихъ молитвъ и заклинаній“³). „Первыя молитвы (молить = молыти, молвити) народа были и первыми его пснопніями“⁴). Поэтому и въ заговор „замчается метръ и подъ часъ народная рифма“⁵). Псни — молитвы, „поэтическія выраженія, вызванныя однажды благоговйнымъ чувствомъ, невольно повторялись потомъ во всхъ подобныхъ случаяхъ, такъ какъ мысль высказывалась ими въ такой мткой, картинной и общедоступной форм, что не требовалось ни передлокъ, ни поясненій; мало-по-малу выраженія эти становились какъ-бы техническими и получили постоянный, неизмняемый личнымъ произволомъ характеръ“⁶). Такъ, слдовательно, произошли омертвлыя стереотипныя формулы поэтовъ. „Но какъ вщее слово поэтовъ (= языкъ боговъ), по мннію древняго народа, заключало въ себ сверхъестественныя чародйныя свойства, то молитва = мантра еще въ эпоху Ведъ переходитъ въ заклятіе или заговоръ“⁷). „Могучая сила заговоровъ заключается именно въ извстныхъ эпическихъ выраженіяхъ, въ издревле узаконенныхъ формулахъ; какъ скоро позабыты или измнены формулы — заклятіе недйствительно“⁸). Далее, останавливаясь на формальной сторон заговора, Аанасьевъ, вслдъ за Буслаевымъ, отмчаетъ центръ заговора; но уже гораздо опредленне, чмъ тотъ. Приведя заговоръ отъ золотухи и подчеркнувши въ

18