Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

представленія о божеств, долженъ былъ имть на него вліяніе просто-напросто принудительное“¹). Да и „вс древнйшія псни молитвеннаго содержанія — молитвы только въ перевод на позднйшій языкъ; первоначально вс он были именно заговоры“²). „Могущественному дйствію словъ способствовало и соединявшееся съ ними могущественное дйствіе обряда“³). Область примненія заговоровъ была первоначально очень широка. Она простиралась не только на человческія отношенія, но и на всю природу. Но потомъ, когда въ природ стали замчать однообразность и закономрность въ смн явленій, заговоры въ подобныхъ случаяхъ теряли свое значеніе и переходили въ хвалебныя псни и благодаренія божествамъ, которыхъ раньше заклинали. Такъ случилось съ заклинаніями, напримръ, лта⁴). Остатки подобныхъ заклинаній сохранились въ дошедшихъ до насъ народныхъ праздникахъ, обрядахъ, псняхъ⁵). Но примненіе заговоровъ дале все суживалось и суживалось. Они обратились почти исключительно во врачебныя средства. Такой характеръ боле позднихъ заговоровъ и былъ причиною того, что духовныя лица вносили ихъ въ свои душеполезные сборники⁶). А это, конечно, влекло за собой вторженіе христіанскихъ понятій въ заговоры. Заговоры врачуютъ не только физическіе недуги, а и нравственные, а это, по мннію О. Миллера, указываетъ на то, „что заговоры такого рода должны были образоваться въ ту отдаленную пору, когда человкомъ даже внутренній его міръ ставился еще въ совершеннйшую зависимость отъ вншнихъ явленій, когда еще не пробуждалось сознаніе могущества свободной человческой воли“⁷). На боле ранней ступени заговоры были дломъ общедоступнымъ, но, по мр

21

усложненія ихъ и сопутствующихъ имъ обрядовъ, они переходили въ вдніе особыхъ людей, опытныхъ, знающихъ вс требуемыя тонкости. Такъ вырабатывался особый классъ вдуновъ, знахарей¹). Вь заключеніе изложенія взглядовъ О. Миллера отмчу еще его мнніе относительно источника вры въ силу слова. Онъ говоритъ, что прилагательное „желзный“, придаваемое часто слову, везд употреблялось въ прямомъ, а не въ иносказательномъ смысл: въ сказкахъ голосъ выковывается“²)… Эту мысль о матеріальности слова по-своему потомъ выразилъ Крушевскій. Объясненіе содержанія заговоровъ Миллеръ также, въ дух времени, даетъ чисто миологическое.

На очереди стоятъ Галаховъ и Порфирьевъ. Этихъ ученыхъ надо упомянуть не потому, что они внесли что-нибудь оригинальное и цнное въ разршеніе темнаго вопроса о заговорахъ, а потому, что они явились первыми популяризаторами мнній ученыхъ по данному вопросу. Своего они не внесли ничего. Они только усвоили идеи своихъ предшественниковъ и главнымъ образомъ — Аанасьева. Правда, Галаховъ привлекъ къ объясненію психологіи заговоровъ анимистическое воззрніе первобытнаго человка на природу, но не сумлъ извлечь изъ этой цнной мысли никакихъ осязательныхъ результатовъ. „Считая все живымъ“, говоритъ авторъ: „человкъ, напр., и въ тни своей видлъ нчто живое, какъ бы часть самого себя; такъ же точно онъ смотрлъ и на изображеніе свое и даже на имя“³). На эти одушевленныя существа человкъ старался воздйствовать посредствомъ заговоровъ. Дале Галаховъ отмчаетъ чисто личный и утилитарный характеръ заговоровъ⁴). Онъ соглашается съ мнніемъ, что заговоры имли первоначально псенную форму; и ритмъ, отмченный еще Аанасьевымъ, признаетъ за остатокъ первичной псенной формы заговора⁵). Еще мене интереса представляетъ Порфирьевъ. Онъ всецло примкнул

22

къ Аанасьеву, миновавъ выводы О. Миллера. Слдуетъ замтить, что у Порфирьева особенно ярко выступаетъ тенденціозность, какую допускали вс миологи, при выбор примровъ заговоровъ. Онъ выбираетъ заговоры исключительно съ обращеніями къ свтиламъ или стихіямъ природы. Между тмъ они далеко не имютъ права на такое первенство.

Много потрудился надъ заговорами П. Ефименко. Главная его заслуга — въ собраніи множества заговоровъ, какъ великорусскихъ, такъ и малорусскихъ. Въ предисловіи къ одному изъ своихъ сборниковъ¹) онъ высказываетъ и свой взглядъ на заговоры. Ефименко — послдователь миологической школы и только повторяетъ выводы своихъ предшественниковъ, миологовъ. Конечно, богатствомъ имвшагося въ его рукахъ матеріала объясняются т зачатки сравнительнаго метода изслдованія, которые отмтилъ у него Мансикка. Что касается формальной стороны заговора, то онъ впервые различаетъ формулы заговоровъ, основанныя на сравненіи положительномъ и отрицательномъ²). Ефименко отмчаетъ важное значеніе письменныхъ памятниковъ для изслдованія заговоровъ³). Они помогаютъ возстанавливать первоначальный видъ нкоторыхъ сюжетовъ, исказившихся въ устной передач до неузнаваемости и часто до безсмыслицы⁴). Въ примръ авторъ беретъ поясненіе закрпки изъ письменнаго источника. Взглядъ его на закрпку потомъ приметъ Мансикка. Я коснусь этого вопроса еще, когда буду разбирать формулу „желзнаго тына“.