Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

матеріальный“. Слово могло даже казаться живымъ сушествомъ, какъ ведаическая G^ayatri (Молитва)¹). Съ другой стороны, „ничто такъ близко не лежитъ къ явленію, какъ слово, его обозначающее, его названіе“²). Такимъ образомъ слово становится въ рядъ причинъ. А предметы неодушевленные и даже ихъ состоянія (болзнь, напр.) понимаются, какъ живыя существа. „Потому упоминаніе ихъ названій можетъ вызвать ихъ самыхъ“³). Но есть заговоры, которые не обращаются ни къ какому живому существу. Ихъ суть въ сравненіи. „При разсмотрніи такого рода заговоровъ мы по необходимости должны придти къ заключенію, что, по убжденію первобытнаго человка, не только явленіе, существующее на самомъ дл, но и явленіе, существующее только на словахъ⁴), должно произвести другое подобное на дл“⁵). Это тмъ боле возможно, что слово представляется имъ настолько же матеріальнымъ, насколько и другіе, дйствительно матеріальные предметы. Касаясь вопроса о взаимоотношеніи слова и сопровождающаго его дйствія, Крушевскій высказываетъ убжденіе, что „сущность заговора есть само пожеланіе. На это указываетъ и языкъ: нмецкое Wunsch значитъ и желаніе, и заклятіе“⁶). Сопутствующее дйствіе — далеко не существенная его принадлежность⁷). Таковы общіе взгляды Крушевскаго на заговоръ. Что же касается толкованія содержанія заговоровъ, то оно опять чисто миологическое. Въ работ Крушевскаго миологическое объясненіе пришло, можно сказать, къ саморазрушенію. Оно рушилось подъ собственной своей тяжестью. Авторъ съ выдержанною послдовательностью свелъ такую массу различныхъ образовъ къ олицетворенію одного физическаго явленія, что самъ подъ конецъ усумнился: „неужели можно все объяснить однимъ простымъ физическимъ

26

явленіемъ?“¹). Такимъ образомъ невольно является потребность искать новыхъ путей.

Ихъ предлагаетъ.А. А. Потебня Нельзя сказать, что онъ же ихъ и открываетъ: они намчались уже раньше. Потебня только опредленно останавливается на нихъ и идетъ дале въ этомъ направленіи. Онъ не посвятилъ заговорамъ спеціальной работы, но неоднократно касался ихъ попутно въ своихъ трудахъ. Первое опредленіе заговора имъ дано было совершенно въ дух господствовавшихъ въ то время понятій о заговор. „Заговоры, вывтрившіяся языческія молитвы, сопровождаются иногда (а прежде, вроятно, всегда) обрядами, согласными съ ихъ содержаніемъ, т. е. символически изображающими его обрядами“²). Но постепенно мнніе это было оставлено ученымъ. Ветуховъ, ученикъ Потебни, по лекціямъ, записаннымъ въ 1875 г., возстанавливаетъ переходную ступень къ новому взгляду, получившему выраженіе въ ст. „Малорусская народная псня“³). Положенія записокъ совершенно тождественны съ положеніями статьи и представляютъ разницу только въ формулировк опредленія заговора. Она такова: „Заговоръ — это словесное изображеніе сравненія даннаго явленія съ желаннымъ, сравненіе, имющее цлью произвести это желанное явленіе“⁴). Эта формулировка нсколько уже измнена въ ст. „Мал. нар. псня“. Въ ней Потебня говоритъ: „Оставаясь при мнніи, что заговоры вообще⁵) суть обломки языческихъ молитвъ, что чмъ боле заговоръ подходитъ къ молитв, тмъ онъ первобытне, мы впадаемъ въ ошибку“⁶). Мысль эта собственно уже была высказана О. Миллеромъ. Потебня ее развиваетъ. „Въ молитв человкъ обращается къ существу, которое, по его мннію, на столько человкообразно, что можетъ исполнить

27