Она испуганно крикнула, окликая его, а потом вроде как успокоилась, и побежала к источнику, и смочила в нём свой платок, и омыла отцу лицо. Тут он открыл глаза, взгляд у него был мутный, и сказал
Наконец, он встал и, спотыкаясь, добрался до камня, и Крис больше не смотрела, вернувшись к своим делам, насколько ей это позволяли руки, которые всё тряслись и тряслись. Однако, придя домой к обеду, он выглядел почти как обычно, и ворчал на то и на это, и ел яйца, хотя от них ему могло сделаться нехорошо, потом взял ружье и ушёл на холмы, быстрый, как всегда.
Он пробыл там долго, Крис подходила к окну и высмативала его, глядя на густеющий поздний августовский вечер, каддистунские овцы блеяли где-то высоко на каддистунской пустоши, и жимолость, от которой летом живая изгородь в Блавири становилась такой красивой, стучала веточкой в оконное стекло и трогала его, как будто чья-то неторопливая рука постукивала в окно; и вечер был тих, овеваемый дуновением ночного ветерка, и отец всё не возвращался, пока Крис окончательно не растревожилась, и уже было собралась идти его разыскивать. Но тут она услыхала его шаги на крыльце, он вошёл, и положил ружьё, и увидел, что она стояла там, и закричал
Вряд ли она смогла бы когда-нибудь забыть его вид в тот миг, и как она неслась вниз по Блавирийскому холму, пока не показалась заново отстроенная Кочка со своими новенькими сараями и домом. И там, наконец, она нашла Че Страхана, он был занят тем, что вкапывал в землю цедильный бак, курил, синий, словно нарисованный росчерком карандаша, дым из его трубки поднимался в воздух, петух подал голос где-то за Денбарном, и какое-то время Че не слышал её криков. Но потом услыхал, движения его стали быстры, он побежал ей навстречу,
И она пошла домой, неуклюжая, безжизненная, всё, что она могла теперь делать – стоять и бестолково смотреть на отца,