Закатная песнь

Но он только сказал Привет, а Уилл дома? и Крис сказала Нет, наверное, он в Драмлити, и они стояли и таращились друг на друга, как пара придурков, Крис увидела, что глаза у него были странные, нежные и застенчивые, ворот рубашки распахнулся, под ним кожа – белая, как молоко только из-под коровы, как пена на молоке, и капля пота замерла там, где встречались коричнева загара и природная белизна его кожи. И тогда Крис вдруг поняла кое-что и вновь покраснела, густо, как-то глупо, она не могла остановить свои мысли, в голове её проносились воспоминания о той ночи, когда случился пожар на Чибисовой Кочке, и о парне, который поцеловал её по дороге домой, это был Юэн Тавендейл, никто иной, бесстыдник и грубиян.

Тут он уже сам покраснел, они смотрели друг на друга в белом, непонятном ошеломлении, Крис панически пыталась сообразить, понял ли он в итоге то, что она поняла, и невольно молилась, чтобы он не заговорил об этом, когда он вдруг начал отступать прочь от двери, все ещё красный, шагая осторожно, как отец, как какой-нибудь вор, как крадущийся кот. Ну, ладно, я-то думал повидать его, а то уедет ещё, не попрощавшись.

Она впилась в него взглядом, мигом придя в себя, поцелуй на зимней дороге тут же улетучился из её головы. Уедет? Кто сказал, что Уилл уезжает? – Да так, говорили, будто он подыскивал себе работу в Абердине, может, и наврали. Скажи ему, я заходил. Пока.

Она сказала Пока, Юэн ему вслед, когда он уже шагал через двор, он полуобернулся и улыбнулся ей, быстрый и смуглый, опять повадкой походя на кота, Пока, Крис. И долго она ещё стояла, глядя ему вслед, ни о чём не думая, улыбаясь, пока запах горящего печенья не заставил её подпрыгнуть на месте и помчаться бегом, навроде того английского парня Альфреда74.

И утром следующего дня она сказала Уиллу после завтрака, как бы мимоходом, но сердце у неё при этом билось где-то в самом горле, Юэн Тавендейл заходил к тебе вчера вечером, он думал, ты собираешься уезжать из Блавири. И Уилл воспринял это известие холодно и спокойно, Правда? Ох уж эти сплетники в Кинрадди, языками подтяжки на штанах у горца перепилят. Тавендейл заходил ко мне? Да уж скорей, Крис, он заходил на тебя поглазеть. Только ты особо не забывайся, он ведь горец, мужлан тот ещё.

В июле наступила пора сенокоса, и Джон Гатри посмотрел на Уилла и сказал, что хочет в этом году косить траву косой и не портить сено косилкой. Крис видела – он ждал, что Уилл взбеленится и заявит, что не собирается тут убиваться и исходить на пот, смётывая вилами сено, полосу за полосой, когда косилка уберёт весь покос в Блавири за день, самое большее за два. Но Уилл только сказал Хорошо и вновь занялся своей овсянкой, а потом вслед за отцом ушёл на поле, закинув вилы на плечо и весело насвистывая, что твой жаворонок, так что отец обернулся и прикрикнул А ну, хорош свистеть, побереги дыхалку, тебе ещё полосу убирать. И даже на это Уилл рассмеялся, как взрослый в ответ на детское нытьё, отношения теперь у них разладились ещё больше, чем год назад. Однако всё это время Уилл строил свои планы, и утром в последнюю субботу августа, Крис потом часто вспоминала то утро с его красным солнцем и пением Северного моря, нёсшимся над всей Долиной, в то утро он сказал отцу Я сегодня уезжаю в Абердин.

Отец не сказал ни слова, продолжил есть овсянку и съел её всю, может, он не слышал, что сказал Уилл, он раскурил трубку и вышел из дома, быстрым, как всегда, шагом, и начал ворошить сено на скошенном поле перед домом; и Уиллу, глядевшему на него, должно было стать стыдно за себя и за свои праздные прогулки. Но Уиллу не стало стыдно, он с ухмылкой смотрел на отца, Старый дурак думает, что всё ещё может меня напугать, и ещё что-то сказал, что именно, Крис не разобрала, потом посмотрел вдруг на неё, глаза его были светлы, губы шевелились, Господи, Крис, вот бы тебе тоже поехать!

Она подняла взгляд на Уилла, его слова изумили её, хотя ей было приятно, что он это сказал. Что, в Абердин? Я бы с радостью, но не могу. Ты лучше поторопись, тебе ещё одеваться, того гляди на поезд опоздаешь.