- Безо всякого сомнения,- подтвердил судья.- Миколай Жвирский требовал, чтобы каждый из его подданных слепо ему повиновался и тотчас исполнял его приказы, но зато он и заботился о судьбе каждого, как никто другой. Заплатить подати за всю громаду, выдать сотню-другую корцев жита перед новинами, полностью возместить ущерб, нанесенный погорельцу или обворованному, было для него таким же обычным делом, как назначить сто палок за малейшую провинность или неосторожный поступок.
- Удивительный человек! - буркнул гость.
- Вот и посудите, легко ли было должностному лицу исполнять при нем свои обязанности,- продолжал мандатарий не без гордости,- если он в одно и то же время мужика истязал и мужику покровительствовал, а мы должны были во всем ему угождать и слепо повиноваться каждому его распоряжению.
- Ну а с братом и мачехой он виделся? - спросил Катилина.
- Никогда. Брат не однажды делал шаги к примирению, но все его попытки разбивались о непреодолимое упорство, несокрушимое ожесточение пана Миколая. Пан Зыгмунт получил графский титул, на что имел полное право, ибо в роду его было трое воевод и пять каштелянов, пан же Миколай даже слышать об этом на захотел.
- Диковинный характер,- снова пробормотал Катилина.
- Да будет вам известно, что наш помещик терпеть не мог москалей и, где мог, открыто выражал свою неприязнь. Когда кто-либо из его крестьян, вернувшись домой из солдатчины, начинал вставлять в свою речь чужестранные слова, он получал в знак приветствия такую порку, что слова эти мигом у него выветривались из головы.
- И все это сходило ему с рук? - еще раз спросил Катилина.
- А как же,- с гордостью возразил мандатарий,- моя голова да помещичьи денежки отводили всякую опасность.
- На таких помощников можно положиться без опаски,- подхватил с улыбкой актуарий, желая, очевидно, этим шутливым комплиментом польстить принципалу.
Мандатарий усмехнулся, довольный.
- Да уж должен отдать себе справедливость,- сказал он с многозначительным смешком,- на мою башку в самом деле можно положиться. Не хвалясь, скажу, ваша милость, я смело мог бы помериться с первейшими адвокатами.
- Ну, это потом, уважаемый,- прервал его Катилина.- Сначала кончайте свой рассказ.
- Вы, я вижу, очень любопытны,- заметил слегка обиженный мандатарий.- Мне немного осталось добавить. Миколай Жвирский хозяйствовал таким порядком лет тридцать, и за это время к нему успели привыкнуть и мужики и чиновники, а его безумства и причуды перестали кого-либо удивлять. Частые поначалу жалобы властям и в суд со временем прекратились, ибо, как я сказал, моя голова и господские дукаты умели уладить и предотвратить любую опасность. И вдруг разразилась катастрофа.
- Катастрофа? - повторил Катилина и даже привстал с кушетки.
Мандатарий с минуту молчал, как бы стараясь придать больше веса своему дальнейшему рассказу.
- Ну же, я слушаю! - торопил его Катилина.
Мандатарий откашлялся, пригладил усы, а затем продолжал:
- Как раз в это время, отслужив срок, вернулся из солдатчины Микита Оланьчук, первостатейный, скажу я вам, наглец и прохвост, пробы негде ставить. По наглости своей он не пожелал примириться с заведенными у нас порядками и давай подстрекать мужиков к бунту, подписи собирать под какой-то опасной бумагой, которую грозился сам отнести во дворец и отдать в руки самому императору. Уважение у крестьян он завоевал огромное, многие и правда поверили ему и слепо подчинились его влиянию. Однако все это тут же стало известно барину. Ох, надо было видеть, каким гневом вскипел Жвирский. Он приказал немедля призвать к себе Микиту, но тот не только что не явился на зов, а еще, стало слышно, выступил с дерзкими угрозами. Разъяренный староста послал за ним своих великанов-казаков. Ну, те и черта из пекла на руках могли бы принести, они в один миг схватили Оланьчука за шиворот и приволокли в усадьбу. Но Оланьчук и перед грозным паном не сбавил тона. «И не таких видал я господ! Я в солдатах служил и не побоюсь какого-то там штафирки»,- крикнул он в лицо пану. Для того, кто привык к слепому повиновению и безграничной покорности, это было слишком; староста подскочил к смельчаку и ударил его кулаком по лицу. И представьте себе, Микита Оланьчук, этот негодяй из негодяев, замахнулся на самого ясновельможного пана! Не обращая внимания на стоявших рядом казаков, он неожиданно бросился на Жвирского и, прежде чем казаки успели подскочить на помощь, схватил его за горло и повалил наземь.
Тут мандатарий на минуту умолк, словно хотел убедиться, достаточно ли сильное впечатление произвел его рассказ.
Катилина, должно быть, ожидал какой-то другой катастрофы и был, по-видимому, не слишком доволен новым поворотом в рассказе, однако, видя, что мандатарий молчит, заметил наконец:
- При всем том он был хватом, этот Микита Оланьчук.