Заколдованная усадьба

- Это мне нравится! - заорал мандатарий громовым голосом.- Два вооруженных стражника допустили, чтобы опасный контрабандист удрал из канцелярии. И за что только император вам платит, черт вас возьми! Я немедленно доложу финансовым властям, пусть они этаких трусов выгонят на все четыре стороны, тысяча чертей!

Оба стражника прямо обалдели от подобных речей.

- Да ведь, вельможный пан судья,- начал один из них.

- Halt’s Maul! - закричал мандатарий по-немецки, как он это обычно делал, когда хотел придать себе больше весу в служебных делах.- Я сам поеду к пану респициенту и скажу ему, какие у меня люди - трусы и дармоеды! Вдвоем не могли задержать одного контрабандиста, хотя им еще и гусары помогали.

- Да ведь, милостивый пан… - начал другой.

- Halt’s Maul,- неистовствовал мандатарий.- Уж я распишу вас, негодяи, и перед респициентом, и перед властями, и перед судьями, все косточки вам перемою, трусы!

Так он гремел и грозил до тех пор, пока оба стражника совсем не пали духом от страха и давай бить поклоны вельможному судье и покорно просить его, чтобы он соизволил умолчать об этом случае и позабыл об их упущении.

Судья заставил долго себя упрашивать, пока наконец не смягчился, когда в награду за молчание один из таможенников пообещал ему коробку отборных сигар, а второй - добрую пачку венгерского табака высшего сорта.

- Хорошо, когда есть голова на плечах,- потирая от удовольствия руки, пробормотал мандатарий после ухода таможенников.- И несколько сотняжек положу в карман, и помещика поймал на крючок, и сигары с табачком приплывут, и над тем голодранцем можно будет посмеяться! Однако,- добавил он после краткой паузы, хмуря брови,- какой же я после всего этого олух! Помещик так быстро согласился на эти сотни, что смело можно было бы потребовать тысчонку. Ну ладно,- успокаивал он себя,- там еще поглядим. Впереди дней много. Характер помещика нам теперь известен, как-нибудь приспособимся в будущем.

Этот доверительный монолог был прерван внезапным появлением доблестного актуария, нашего бесценного пана Густава Хохельки и его неотступной Пепиты.

Почтенный alter ego мандатария, отмахав в смертельном страхе четверть мили, кое-как сообразил, что гороховым зарядом он все же не мог уложить наповал своего принципала.

- Боже мой! - прошептал он жалобно,- бывало раз десять подряд стрельнешь, прежде чем убьешь одного воробья, а тут с первого раза взять и застрелить судью. Судья все-таки не воробей!

После столь логичного замечания Хохелька начал более спокойно раздумывать над положением вещей. Он ясно вспомнил, что, выстрелив в своем героическом порыве, целился вверх, прямо в небо.

- Каким же образом я мог попасть в него? Разве что черт попутал! - причитал он. Долго думал бедняга, прикидывал так и эдак, и чем дольше он думал, тем сильнее укреплялся в убеждении, что не мог он уложить пана мандатария одним выстрелом, если для умерщвления одного воробья ему понадобилось бы не менее десяти, а ведь, как он сам удивительно метко и логично заметил, пан мандатарий - не воробей.

- Хо, хо, с ним бы и вол не справился,- утешал он себя в своих тяжких терзаниях.

Последний аргумент прекратил его колебания.

- Будь что будет, а я вернусь домой,- решительно сказал себе Хохелька. - Голову мне не снесут.

Актуарий был прав, абсолютно прав! Его голове не грозила никакая опасность!

Были же такие злые люди, которые во всеуслышание утверждали, будто у пана Хохельки вообще нет головы, были, впрочем, и другие, менее жестокие в своих суждениях, которые настаивали на том, что вовсе безголовым назвать его нельзя, скорее полоумным, то есть пол головы признавали за ним на всякий случай.

Так или иначе, с целой головой или с половиной ee, Густав Хохелька решил вернуться домой и мужественно встретить грозящую ему опасность.

Сердце у него, признаться, замирало, когда он приближался к досточтимому доминиуму, зато надо было видеть его спустя несколько минут, когда, встретив полицейского, он узнал, что не только тот сам не потерпел никакого ущерба, но и судья здоровехонек и только что долго совещался с помещиком.

- Сейчас он призвал в канцелярию таможенников,- закончил полицейский,- но что-то сердится, видно.

Актуария в одну минуту как подменили. Его скорчившееся от страха тело выпрямилось во всю свою неимоверную длину, вытаращенные глаза ушли в глазницы, на побледневшем лице засияла гордая улыбка.

Жаль, что под рукой не было зеркала. Хохелька охотно состроил бы глазки собственному отражению, таким он казался себе красивым, великолепным, внушительным!

Он наскоро поправил свои густые бакенбарды, подтянул жесткие воротнички, энергично пригладил волосы и со всех ног, наперегонки со своей верной Пепитой помчался к дому.

Как бомба влетел он в канцелярию и, бросая вокруг убийственные взгляды, крикнул, задыхаясь:

- Та-та-та! Черт его догонит!

- Кого? - спросил удивленный мандатарий.

- А этого негодяя, разбойника!

- Дегтяря?

- Полмили я за ним гнался!

Мандатарий так обалдел, что только рот разинул.

- Гна… гна… гнался? - проговорил он, заикаясь.