Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

Зимой они постоянно встречались на субботних вечерах у Гайдебурова, где за чайным столом он старался занять место рядом с ней. Эти встречи были для него отрадой, душевным отдыхом. Она знала, что с женой он живет раздельно, понимала, что личная жизнь его сложилась неудачно. Вместе с тем в ее глазах он был почтенным отцом троих детей. При взаимной глубокой симпатии в их отношениях существовала грань, переступить которую представлялось им невозможным...

Много огорчения Николаю Васильевичу теперь доставлял Коля. В гимназии он учился из рук вон плохо, его занятиям дома, как видно, Людмила Петровна не уделяла должного внимания. Нельзя сказать, что у него не хватало способностей, но не любил он гимназические порядки, где поощрялась подобострастность в отношении учеников к преподавателям, и, кажется, нелюбовь к этим порядкам стала у него неприязнью к учению вообще. Древнегреческий язык и латынь давались ему с трудом, он лучше понимал физику, технику, и, видимо, стоило перевести его из гимназии в реальное училище.

Николай Васильевич решился на радикальный шаг. Он забрал Колю из гимназии, чтобы перевести в реальное училище в Новгород, где были, он это знал, хорошие учителя и более здоровая обстановка. В конце лета 1880 года отвез Колю в Новгород. Оставил его там, на попечение добрым друзьям, Поповым, на воспитание - учителям.

Еще весной Елена Ивановна уехала за границу, писала ему письма из Дрездена, который так хорошо ему помнился.

К осени Людмила Петровна уговорила его поселиться вместе с ней на одной квартире. Должно быть, ей трудно было объяснить дочери, почему отец - ведь девочка считала его отцом! - не живет вместе с ними. Дочка училась, по выбору матери, в Анненшуле - немецкой женской гимназии.

«Теперь я живу уже не в меблировке, а соединился хозяйством с женою», - сообщил он в письме Елене Ивановне. Именно «соединился хозяйством», не более того. Съехались в одну большую квартиру на той же Новой улице, где он до сей поры обитал в меблированных комнатах. Новая улица недавно была переименована в Пушкинскую, потому что здесь, в маленьком сквере, установили скромный памятник поэту. Можно было недоумевать, почему именно тут, ведь с этой улицей судьба Пушкина связана никак не была. Однако, с точки зрения властей, было бы, так сказать, не по чину ставить памятник поэту в той прекрасной и как бы парадной части города, где он некогда жил. Пушкинская... Как-то не вязалось это название с бывшей Новой улицей, тесно застроенной громоздкими домами.

Елена Ивановна написала ему, что в Петербург не вернется, поедет в Киевскую губернию. «Вы меня ужасно огорчили...- ответил Шелгунов.- А я, как мальчик, мечтал о Вашем приезде. Конечно, это эгоистично, но медь я никогда и не щеголял моими добродетелями. Или - и лучше, что Вы не будете: светлее воспоминания? Но ведь воспоминаниями живешь, когда уже нет ни настоящего, ни будущего».

Только что вернулся в Петербург Благосветлов. Ездил он в Харьковскую губернию, где купил себе имение. Он чувствовал, что здоровье сдает, ездил отдохнуть и подлечиться, но и вернувшись не был в состоянии, как прежде, уделять достаточно времени журналу. Основную долю редакторских забот взял на себя Шелгунов, и тут он на себе испытал, какой груз тянул Благосветлов на своих плечах.

Готовя очередную книжку журнала, невозможно было предугадать все, претензии цензора. Тот недавно не пропустил на печатные страницы новый перевод одного сонета Шекспира, так как в переводе была строка «Прошедшего житья подлейшие черты». Слово «подлейшие» цензор нашел безобразным. Шелгунов предложил заменить «подлейшие» на «ужасные», но сонет Шекспира для печати это не спасло.

Зато с августа по декабрь печатался в «Деле» роман Джованьоли «Спартак», его перевел с итальянского революционный эмигрант Степняк-Кравчинский. Это он убил жандармского генерала Мезенцова... Разумеется, фамилия Кравчинского на страницах журнала не появилась, указывать фамилию переводчика вообще не было принято. И в цензуре фамилией переводчика не интересовались.

Было уже известно, что создана комиссия для пересмотра законов о печати - во главе с председателем Комитета министров графом Валуевым. Комиссия намерена подготовить новый устав. Карательные меры против печати - по новому уставу - будут проводиться только через суд, то есть будет заменен судом нынешний административный произвол. С одной стороны, казалось бы, можно радоваться, что печать перестанет зависеть от произвола. С другой стороны, радоваться не приходилось, так как редактору, помимо цензурных неприятностей, при новом уставе будет грозить скамья подсудимых...

В первых числах ноября выпал снег. Сразу начал таять, и началась страшная слякоть. В такую погоду не хотелось выходить на улицу.