Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

Ментона была привлекательней Ниццы - не так густо застроена, не так переполнена приезжими. Благоухала она уже просто ошеломляюще: лимонные деревья, олеандры, множество роз всех оттенков. В Ментоне трудно было заставить себя работать за письменным столом: тянуло на берег моря, где в тишине слышался только ровный шум волн. Закаты над склонами гор пылали так, что пальмы возле моря казались красными. С наступлением темноты становилось прохладно, и все же лунные ночи в Ментоне были незабываемо прекрасны.

Он скоро почувствовал, что отдохнул и, смешно сказать, отоспался: тут он не знал бессонницы. По утрам, как ему представлял ось, просыпался слишком поздно, спал непристойно долго, но за это его хвалил доктор Белоголовый.

Прошла неделя - погода испортилась, зарядил дождь. И тут приехал Станюкович со старшей дочерью Наташей. Остальных детей он по дороге оставил в Женеве, у друзей. Он решил забрать из Ментоны жену и больную дочку Любу, с ними вернуться в Женеву, а оттуда уже всю семью перевезти на лето в Баден-Баден.

Он сообщил Шелгунову тревожные новости. Дело Кривенко приобретает скверный оборот: властям, как выясняется, известно о его участии в подпольных изданиях «Народной воли». Вернувшийся из-за границы Василий Караулов арестован в Киеве...

Шелгунов предполагал, что вот он дождется приезда Станюковича в Ментону и тогда поедет на несколько дней в Париж. Правда, съездить в Париж означало для него истратиться до последнего рубля, но он рассчитывал сразу по возвращении в Петербург получить очередной гонорар из кассы «Дела». Он сказал об этом Станюковичу, и тот его ошеломил - ответил, что, к великому сожалению, денег в кассе журнала сейчас нет и с получением гонорара Шелгунову придется подождать... Поездку в Париж пришлось поэтому отменить, ужасно было досадно. Признаться, мечталось ему пройти по следам своих воспоминаний, заглянуть на улицу Мишодьер, как двадцать три года назад. Хотел он встретиться с русскими революционными эмигрантами, что жили в Париже, - с Русановым, например...

Он сказал Станюковичу, что выходит из состава редакции, так как но может разделять ответственность за состояние кассы журнала. Одним из авторов «Дела» он, конечно, останется, но ограничится тем, что будет писать статьи. Он уже устал от забот журнальных.

Станюкович по этому поводу выразил сожаление. Но, кажется, сейчас ему было не до журнальных дел, он был угнетен тем, что сказал ему доктор Белоголовый: Люба безнадежна. Ментона девочке не помогла...

Да и кому из чахоточных помогал климат Ментоны? А вот они, приезжая во множестве, помогали содержателям гостиниц и пансионов благоденствовать за их счет, В гостиницах, понятно, старались утаивать смерть больных постояльцев, старались устраивать похороны так, чтобы их почти никто не видел, - хоронили на рассвете... Православное кладбище на высокой горе над Ментоной разрасталось, а чахоточные из далекой России, часто с большим трудом собирая необходимые средства на поездку и лечение, непрерывной чередой приезжали к теплому морю, к олеандрам и розам - умирать...

Станюковичи уехали из Ментоны в дождь, не дожидаясь улучшения погоды. Пятью днями позже выехал на поезде Шелгунов. Он предполагал, что вернется в Петербург одновременно со Станюковичем, который намерен был устроить семью в Баден-Бадене, а сам задерживаться нигде не собирался.

Шелгунов ехал через Геную, Турин, Женеву, Берлин.

В Берлине задержался, ночевал в гостинице. Утром в вестибюле, у выхода, его остановил полицейский - спросил, есть ли у него паспорт.

- Неужели вы думаете, что в Россию можно ехать без паспорта? - Шелгунов сунул руку в карман сюртука.

- Пожалуйста, не беспокойтесь, - полицейский тронул его за рукав. - Я хотел только знать, есть ли у вас паспорт, потому что, иногда случается, приезжают русские без паспорта.

Да уж, наверное, случается по нынешним временам...

На другой день поезд привез его на пограничную станцию Вержболово. Русская полиция, русская таможня... В таможне досмотр оказался самым поверхностным: на книги в сундучке, приобретенные за границей, не обратили внимания, саквояж и портфель даже не стали открывать. На станции Шелгунов зашел на почту и послал Коле, в Кронштадт, телеграмму о своем возвращении.

Поезд отправился дальше. Через Вильно, через Псков...

Когда поезд прибыл на Варшавский вокзал в Петербурге, Шелгунов испытал радостное волнение - он дома! На перроне увидел Колю с приятелем-студентом - они пришли его встречать. Вид у них был почему-то растерянный. В чем дело?

Выйдя на перрон, он обнял Колю, и после первых приветствий Коля сжал ему руку и негромко сказал: - Вчера в Вержболове арестован Станюкович.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Уже не ожидая добрых вестей, вернулся он домой с вокзала и сразу сел читать газеты.