– Я пришел к выводу, что государственный секретарь Морис был прав. Задача требует организации настоящей экспедиции. Больше никаких ставок на местные поисковые отряды. Нам следует двинуться прямиком на Нью-Хейвен и разрушать этот городишко до тех пор, пока его жители не согласятся выдать преступников.
– Нам? Кто будет руководить этим предприятием?
– Я бы снова предложил себя, если позволите. Но на этот раз я не вернусь, пока не достигну цели.
– Уолли и Гофф, – простонал Хайд. – Уолли и Гофф. Я уже предупреждал вас. Вы рискуете допечь всех своей настойчивостью в этом деле. Когда с тремя арестованными в Голландии цареубийцами будет покончено, получится, что мы казнили тринадцать человек. – Клерк порывался было возразить, но Хайд вскинул руку. – Этого достаточно, мистер Нэйлер. Дух времени переменился. Народу начинают надоедать кровавые зрелища. Нам грозит опасность сотворить из убийц мучеников. Если Уолли и Гофф попадут к нам в руки, им, разумеется, придется заплатить определенную законом цену. Но я категорически запрещаю вам тратить всё новые государственные ресурсы ради этой бесплодной затеи. Я ясно выразился?
– Разумеется, милорд.
Но пока Нэйлер раскланивался, прежде чем выйти из комнаты, его изворотливый ум уже вращался вокруг Уолли и Гоффа, ища новые способы заманить их в ловушку.
Дата тройной казни была намечена на 19 апреля, субботу, чтобы собрать наибольшее количество зрителей. Рано утром склоны вокруг Тайберна заполнили тысячи зевак и обычная для таких зрелищ публика: продавцы пива, рома, устриц, пирожков и тому подобного. Взрослые сажали детей на плечи, чтобы было видно лучше. Нэйлер наблюдал, и ему не показалось, что лондонская толпа существенно утратила интерес к потрохам и крови.
Народу собралось столько, что куски плетня, на которых волокли осужденных, не могли проехать, и приговоренным пришлось проделать последнюю часть пути пешком: Оки был первым, за ним полчаса спустя последовал Баркстед, удостоившийся самых громких насмешек, замыкающим шел Корбет. Пленников завели на установленную под эшафотом телегу, сняли с них парики и накинули на шеи петли. Жаровни, на которых калились железные щипцы, весело пылали под весенним солнцем. Каждый из приговоренных произнес последнее слово; Оки метнул стрелу в Даунинга («тот, кто был прежде моим капелланом, преследовал меня до самой могилы») и призвал толпу поддержать короля. Затем Баркстед выкрикнул: «Господи Иисусе, прими наши души!» Лошадь стегнули по крупу, телега двинулась вперед, а приговоренные повисли в ряд на веревках.
Но толпа – причудливая тварь, каждая со своим характером, двух одинаковых не бывает, как подсказывал Нэйлеру опыт. Когда палач приступил к потрошению, над Тайберном повисла странная тишина, и клерк убедился в правоте Хайда – людям это зрелище действительно опротивело. Они начали расходиться задолго до четвертования и помещения голов в кипяток. А когда на следующий день части тела Оки в качестве награды за раскаяние были переданы его семье для христианского погребения, на похороны в Степни собралась такая куча народа, что церемонию пришлось прервать из опасения уличных беспорядков, и останки втайне предали земле в пределах Тауэра.
В следующий понедельник, когда Нэйлер вошел в коридор Тайного совета, Хайд его уже ждал.
– Разве я не предупреждал вас, что это могло случиться? Вчера нам пришлось перевести его величество в Хэмптон-корт из соображений безопасности. Больше никаких казней. Посему, если мы обнаружим некоего цареубийцу, с ним следует разделаться иными методами.
Нэйлер удивленно посмотрел на него:
– Вы хотите, чтобы я отправил за океан наемных головорезов, чтобы они их убили?
– Почему нет? Главное, чтобы в этом не могли обвинить нас.
В течение весны и лета Нэйлер продолжал собирать свой поисковый отряд. Весть о поимке Баркстеда, Корбета и Оки заставила беглецов испуганно затаиться. Даунинг сообщил о смерти еще двоих. Валентайн Уолтон, женатый на сестре Кромвеля, коротал свои последние дни, зарабатывая на жизнь в качестве садовника, и раскрыл истинную свою личность на смертном одре. Томас Челлонер, как оказалось, скончался в Мидлбурге год с лишним назад. В живых оставались лишь семеро подписантов смертного приговора; Эдмунд Ладлоу, живущий в швейцарском Веве под псевдонимом Эдмунд Филлипс, и Уильям Сэй, тоже в Веве, находились под защитой швейцарского кантона Берн; Майкл Лайвси, по слухам, обретался где-то в Роттердаме; Дэниел Блегрейв был замечен в немецком Ахене; Уолли и Гофф в Америке. Про местонахождение Джона Диксвелла, бывшего губернатора Дуврского замка, никто не знал.