Закулисные тайны и другие истории…

Как и почти все люди моего поколения, я впервые встретился с Окуджавой… у себя дома.

Ну, не с самим Булатом Шалвовичем, а с его песнями.

Это была середина 60-х годов, у всех были катушечные магнитофоны, и в какой-то момент кто-то из друзей дал переписать пленку.

Собственно, переписывали пленки мы друг у друга всё время. Это была непростая операция, надо поехать к другу или друг приезжал к тебе, соединить два громоздких аппарата (один из них назывался, предположим, «Днепр», а другой «Гинтарас»), наладить пленку, соединить какие-то проводки, настроить все ручки и вот, наконец, запись пошла.

Мы проводили за этой операцией всё свободное время, ведь так хотелось быть в курсе дела, хотелось знать, что там происходит в мире, или, как сейчас говорят, хотелось быть продвинутым.

В основном переписывались всякие западные новинки – последние диски «Битлз», авангардный джаз – Майлс Дэвис, Телониус Монк, а заодно и Элвис Пресли, Фрэнк Синатра, да всё подряд. Я ведь был музыкантом, часто играл на вечеринках и должен был знать все хиты того времени.

Было это в городе моей юности Ташкенте – очень добром, теплом, вкусном, но ужасно провинциальном и далеким от столиц. Мы были лишены информации, не было интернета, туда не доходили книги, журналы, не было ни «самиздата», ни «тамиздата».

Впрочем, мне повезло, в довольно раннем возрасте я познакомился с группой молодых литераторов и режиссеров. Назову несколько имен: Александр Файнберг, Рудольф Баринский, Илья Люксембург, Евгений Мурахвер. Они и многие другие составляли кружок, который каким-то образом был связан с подобными кружками в Москве, и именно от них я узнавал, что написала Ахмадулина, или Соснора, или даже иногда Бродский. Именно у них я научился читать регулярно «Новый Мир» и «Юность», слушать «Радио Свобода» и «Голос Америки», узнал имена Бабеля и Платонова, Ахматовой и Цветаевой…

И вот однажды кто-то из них (или не из них) дал мне переписать несколько пленок Окуджавы. Я о нём ничего не слышал.

Принес домой, стал слушать и сразу почувствовал – это что-то другое. Это не имело никакого отношения к диссидентству (а я уже слышал Галича), это не было похоже на стихи Евтушенко и Ахмадулиной, тогдашних кумиров, и это резко отличалось от так называемых «советских песен». Негромкий голос, тихая гитара, простые слова. Попадало прямо в душу, говорило о чем-то самом главном, глубинном, заповедном.

Я тут же выучил несколько песен наизусть («Сапоги», «Горит пламя, не чадит», «Всю ночь кричали петухи», «Девушка плачет», «Ванька Морозов»). До сих пор их помню наизусть и могу безошибочно спеть все куплеты. С тех пор я слышал и запомнил сотни окуджавских песен, и, думаю, если бы было надо, мог бы дать двухчасовой концерт только из его песен.

Кстати, в качестве исполнителя песен Окуджавы (а также Высоцкого и Галича) я имел большой успех, особенно у девушек.

А потом был 1966 год, год ташкентского землетрясения. Окуджава приезжал тогда (правда, я его не видел), проходила акция «ПОМОГИТЕ ТАШКЕНТУ» и многие литераторы, поэты и писатели приехали, чтобы устроить благотворительное выступление.

Был в те дни я только на выступлении Вознесенского, и получил его автограф, чем очень гордился.

Но сразу вслед за этим вышел уникальный номер журнала «Звезда Востока», где были невероятные по тем временам авторы – Булгаков, Мандельштам, Бабель, Ахмадулина и многие другие, и там было напечатано стихотворение Окуджавы:

Берегите нас, поэтов
Берегите нас, поэтов. Берегите нас.
Остаются век, полвека, год, неделя, час,
Три минуты, две минуты, вовсе ничего…
Берегите нас. И чтобы все – за одного.
Берегите нас с грехами, с радостью и без.
Где-то, юный и прекрасный, ходит наш Дантес.
Он минувшие проклятья не успел забыть,
Но велит ему призванье пулю в ствол забить…

Помню, я купил несколько номеров этого журнала и раздаривал всем вокруг. Изучил этот журнал от корки до корки, а стихи Окуджавы выучил наизусть.

А через год я переехал в Москву и стал учиться в Институте имени Гнесиных. И, конечно, как одержимый, стал бегать в театры, на концерты и на поэтические вечера. И вот на одном из таких вечеров, в Театре Эстрады, выступал Булат Окуджава. Я купил дорогой билет в партер.

Что обрадовало, он начал свое выступление с моих любимых стихов: Берегите нас, поэтов, берегите нас…

Я, как говорится, шевелил губами вместе с ним. Ну а потом были песни. Практически все я знал наизусть. И весь зал подпевал. Держался он как всегда скромно, без эффектных жестов, поговорил, выступил и ушел. Зал, конечно, скандировал, требовал еще, но он откланялся и исчез.