Закулисные тайны и другие истории…

Припев.

Кстати, приведу по памяти, как звучали переделанные по просьбе Госкино строчки в начале второго куплета:

Кто там пылкий, кто там робкий —
раскошелимся сполна.
Не жалей, что век короткий,
а жалей, что жизнь одна.

Тоже хорошо, ничего не могу сказать. Но смысл немного изменился. И слово «бутылка» было убрано. Но это не спасло ни песню, ни фильм.

* * *

Однако на премьере в ЦДРИ мы собрались все. Был и Мотыль, и Окуджава, пришел даже Шварц, а также много всяких театрально-киношных людей. Пришли исполнители главных ролей – Людмила Целиковская, Михаил Пуговкин, совсем молодой Стас Садальский. Перед фильмом я сам пел песню, а Окуджава стоял у рояля и одобрительно улыбался. Мотыль с обличительным пафосом говорил: И вот такую песню они выкинули из фильма.

А потом был банкет в «Кукушке», тогда популярном кафе при ЦДРИ, и мы с моей женой Ириной сидели рядом с Окуджавой, а тамадой был Шура Ширвиндт, и все были счастливы. И я пел песню еще несколько раз..

Замечу, что хоть эта песня и не стала всенародным шлягером, но ее многие знают. И поют. И для себя, и в концертах. Вот недавно обнаружил в интернете запись Ефима Шифрина. То есть песня живет своей жизнью.

Тут надо сказать, что Окуджава в эти годы мне стал близок и по другой линии. В 1978 году я женился на моей нынешней жене, Ирине Гинзбург-Журбиной, дочери известного поэта, переводчика и публициста Льва Гинзбурга. А Лев Владимирович был в давней дружбе с Булатом. К сожалению, он очень рано ушел, в 1980 году, но Ира всегда была связана и с Булатом и с его семьей какими-то еще детскими воспоминаниями.

Когда Лев Владимирович умер, Булат написал стихи:

Льва Владимировича и Булата Шалвовича связывала любовь к Германии, они часто ездили вместе по немецким городам, Окуджава пел песни, а Гинзбург читал свои переводы.

Однажды в подобной поездке случайно пересеклись и мы. Это было уже после смерти Льва Владимировича, и в каком-то городе, кажется, во Фрейбурге, нас вместе принимал бургомистр, мы выступали – я со своими песнями, Ира читала стихи, и несколько песен спел Окуджава. Он был очень мил, за столом шутил и рассказывал веселые истории. Все рассказы о его мрачности и молчаливости были опровергнуты…

… А потом мы переехали в Нью-Йорк. И вот как раз здесь, в ресторане «Русский Самовар», мы виделись с Окуджавой регулярно, практически раз в год. Он очень любил этот ресторан и его владельца Романа Каплана, и, бывая в Америке, никогда не пропускал возможности зайти туда и пропустить рюмочку клюквенной водки или хреновухи. Я всегда подходил к роялю, Окуджава говорил: «Ну что, Николай нальет?» Я пел эту песню и мы выпивали еще по рюмочке…

* * *

Я не был близок с Великим Бардом и вовсе не пытаюсь представить себя здесь его близким другом, собеседником или собутыльником. Мы были знакомы на расстоянии, хотя довольно часто встречались, и смею надеяться, он ко мне относился хорошо. А я его боготворил.

Через многие прошедшие годы я сохранил это чувство радости и благодарности за то, что судьба дала возможность немного прикоснуться к этому необыкновенному человеку.

Памяти поэта и переводчика Сергея Гончаренко

Серёжа. Серёженька. Серёжка…