И правда, мы давно привыкли употреблять разные великие (и не столь великие) имена всуе: «поедешь по Достоевского, сворачивай в сторону Чеховской». Или: «иди по Льва Толстого, а потом по Россолимо и по Пироговке» – и даже не задумываемся, что всё это имена людей, у которых свои жизни, биографии, дети, родственники и пр. Имя становится улицей, улица сливается с именем, и так на долгие годы.
В Москве, после известных переименований девяностых, нет улиц Пушкина, Лермонтова, Чехова, Герцена, Чайковского и многих других.
Вернее так: они есть, но где-то далеко. Улицы Пушкина и Чехова находятся в районе Внуково, в деревне Толстопальцево (я нашел на карте), улица Герцена есть в Звенигороде, а ближайшая улица Чайковского находится в Санкт-Петербурге, но там считают (во всяком случае, так говорили, когда я жил в Питере в семидесятые годы), что эта улица названа не в честь композитора, а в честь малоизвестного народовольца Н.В. Чайковского. Кстати, в Питере сейчас активно дебатируется вопрос о переименовании этой улицы в Сергиевскую (в связи с 700-летием Сергия Радонежского).
Довольно странно, что в столице Российского государства нет улиц имени тех, кем страна поистине может гордиться, чьи имена – золотой запас России в буквальном смысле слова: использование творчества именно этих писателей и композиторов на гастролях наших театров за рубежом, издание книг и нот именно этих авторов приносят России до сих пор немалый доход.
Но – так получилось.
А улица Заморёнова в Москве есть. Малоизвестного рабочего, который в 1921 году разбился на мотоцикле, я думаю, по пьянке.
Но мои заметки – не об этом.
Когда вы входите в концертный зал Эвери Фишер Холл в Нью-Йорке (это крупнейший филармонический зал, постоянное место концертов New York Philarmonic), то прежде всего вы видите на стене в фойе большой портрет какого-то человека. Не пытайтесь его узнать – он вам неизвестен. Он не дирижер и не пианист, не композитор и не скрипач.
Его зовут Эвери Фишер – так же, как этот зал.
Кто же это такой?
Сведения о нём можно найти в интернете, но если вам лень рыться, кратко сообщу, что он был предприниматель и музыкант-любитель (во всех смыслах этого слова), прожил долгую жизнь (1906–1994), занимался всю жизнь радио, усилителями, трансляцией высокого качества, стереозвуком. Был очень успешным бизнесменом и филантропом, активно занимался благотворительностью.
В 1973 году пожертвовал на строительство концертного зала 10,5 миллионов долларов (копейки по теперешним временам; сегодня столько стоит среднего размера квартира в престижных районах больших мегаполисов).
И его имя навеки теперь связано с этим залом.
Две добавки через несколько лет:
В 2015 году этот концертный зал был еще раз переименован в Дэвид Геффен Холл (David Geffen Hall). Это известный калифорнийский миллиардер, подаривший Линкольн-центру 100 миллионов долларов на реконструкцию этого зала.
Интересно, что это всего в два раза больше, чем дал старик Эвери Фишер, потому что тогдашние 10 миллионов – это сегодня 50.
И еще забавная деталь – уже прошло около пяти лет со дня переименования, а ремонт так и не начался. Чувствую, коррупция проникла и сюда, в высшие сферы классической музыки.
О чем это я?
А о том, что на Западе (в частности в США) наименований, т. е. присвоений имен, гораздо больше, чем у нас. В том смысле, что имена присваиваются буквально всему: скамейке в парке, креслу в театре, коридору или комнате в концертном зале, лестнице в колледже – в очень многих местах вы встречаете таблички с именами.
И вы правильно догадались – это имена тех, кто дал деньги на строительство или на ремонт, на поддержку какого-то оркестра или даже одного бедного студента. Имя дарителя иммортализируется вот таким образом: в мраморе, в граните, в бронзе, на дереве или еще как-нибудь.
Существует замечательная шутка (а может, это и быль). В Израиле самый крупный филармонический зал, тот, где выступает Израильский Симфонический Оркестр, называется Mann Auditorium, то есть зал имени Манна. И вот однажды в Израиль якобы приехал какой-то интеллигентный человек из Европы, пошел в этот зал, увидел название и подойдя к работнику зала сказал: Как прекрасно, что вы назвали зал именем Манна. Это великое имя! А вы не знаете, всё-таки кто имеется в виду – Генрих Манн или Томас Манн? Или, может, Клаус Манн? Все – прекрасные писатели, все писали о музыке… Служитель воззрился на беднягу и ответил: Насколько я знаю, этого Манна звали Фред. Фред? – смутился гость. – Что-то не знаю? А что он написал?
– Он написал чек! – веско сказал служитель.
И таких «писателей» в западном обществе очень много. Конечно, можно сказать, что всё это суета, тщеславие, покупка себе за небольшие деньги небольшого бессмертия. Что наши русские богачи дают деньги в тишине и просят, чтобы их имён не называли, это более благородно и красиво, более нравственно и морально.