В 1959 году Геннадий Шпаликов женился на Наталье Рязанцевой. Они вместе учились во ВГИКе на разных отделениях, он был курсом старше. Несмотря на очевидную, ощущаемую даже по немногочисленным любительским снимкам, привлекательность Шпаликова, его веселую открытость миру, его яркую одаренность, его военную выправку, его одухотворенное лицо, среди мемуарных свидетельств не существует никаких упоминаний о влюбчивости или неразборчивости Шпаликова, о его стремлении завоевывать женские сердца. И, судя по всему, студенческий роман с Натальей Рязанцевой был первым серьезным романом в его жизни. Более того, можно сказать, — пожизненным романом. Эта предрешенность отношений, в которые вступал в общем-то совсем юный еще человек, многое говорит о его личности. Легко и радостно живущий Шпаликов оказывается человеком исключительно сложной организации. Не случайности, а закономерности определяют и предопределяют его судьбу, не рябь на поверхности воды, а ее таинственная глубина может быть метафорой его внутреннего устройства.
Быстро и лихо закрученный роман молниеносно перешел в новое состояние — расписались, стали жить вместе. Сначала, как это полагалось в Советском Союзе, вместе с родителями жены, потом в съемной комнате арбатской коммуналки. В это время Шпаликов и начал пить, не от психологического надрыва, не от ощущения тупика, — всё это будет им испытано впоследствии. А от полноты бытия и испытываемого счастья, от молодой жажды жизни, упоения ее разнообразием и одаренностью, соразмерной с пока еще смутно осознаваемой собственной. Шпаликов не был домашним человеком, устройство быта, поддержание очага его не только не интересовали, но и не ощущались как необходимые элементы существования. Странствия с гитарой по ночной Москве, из дома в дом, от одной дружеской компании к другой, вместе с молодой женой или врозь — богемное существование, отсутствие самодисциплины, нежелание и неумение обуздать рвущийся наружу талант, начинающийся алкоголизм, разъедающее вещество распада... Шпаликов говорил, что все определяется работоспособностью, он может писать в любом состоянии. Не только говорил, но и работал, писал, и в этом находил оправдание. Праздник жизни был для него лучше и интереснее, чем сама жизнь.
Постепенно, хотя и довольно быстро, молодая жена ощутила естественную усталость. Судя по всему, Наталья Рязанцева, тоже очень одаренная от природы, была человеком совсем иного склада. И хотя Шпаликов по-прежнему завораживал ее щедро рассыпаемыми искрами своих разнообразных талантов, она не выдержала. Совместная жизнь, лишенная быта, быстро стала невыносимой. Она с ужасом наблюдала, как менялась личность Шпаликова, как он становился непредсказуем, планомерно бороться за мужа она была не в состоянии, — слишком молода, слишком увлечена собой. Однако жить дальше так, как они прожили два года, больше не хотела. Как сама говорила впоследствии о их отношениях: «Братство и понимание. Но этого недостаточно для брака». Братство и понимание остались на всю жизнь, а брак неумолимо разваливался.
Друг Шпаликова сценарист и драматург Павел Финн вспоминал потом, что уже тогда на нем была заметна роковая печать несчастья. Он уже понимал, что «и Наташе тоже не нужен», он уже пил месяцами — пожалуй, не от полноты бытия, а с горя. Но удержать и вернуть распадающееся на глазах счастье не мог. Или с эгоизмом молодости думал о будущем, скрывающем в себе множество еще неведомых возможностей? В 1961 году, когда Шпаликову исполнилось всего 24 года, они с Натальей Рязанцевой расстались. Разрыв Шпаликов пережил тяжело.
В этих удивительных абсурдистских строках есть и высокий трагический пафос, и искреннее увлечение чувством, и хорошо переданное ощущение единственности «любимой», умеющей понять то, что всем остальным будет по определению недоступно.
Не прошло и года, как Шпаликов встретил вторую — роковую — женщину своей жизни. Это была совсем еще юная Инна Гулая, актриса, имя которой только что прогремело на всю страну — ее снял в главной роли Лев Кулиджанов в фильме «Когда деревья были большими». Широко распахнутые наивные глаза героини помнят разные поколения людей, выросших на черно-белом кино. «Огромные, чистые, пронизывающие душу глаза», — говорил о них Юрий Никулин, партнер Инны по этому фильму. И еще: «Я не знал человека, который мог бы не любить ее».