Инна Гулая обладала незаурядной внешностью, она была не просто красива, но притягательна, в ней чувствовались внутренняя сложность, загадка. Как выяснится довольно скоро, загадка была неразрешимой, и глубины личности Инны таили в себе много темного и иррационального. Жена Льва Кулиджанова, Наталья Фокина, вспоминала, что талант Инны «был ее тяжелым бременем и игом, порабощал и мучил ее и ее близких. Она распространяла беспокойство и дискомфорт, что потом проявилось в семейной драме Инны и Гены Шпаликова. Какая-то в ней была “черная дыра”, которую с первого взгляда не угадаешь». Но встреча двух молодых талантливых людей, находящихся на пике своей известности, ощущающих в себе огромный объем нерастраченных сил, и им самим, и окружающим казалась счастливой. Казалась, как выяснилось потом, обманчиво. Как писал М. А. Булгаков, любовь выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила сразу обоих. Сравнение, изумительно подходящее для этой пары. Сам Шпаликов писал о любви:
«Моя шведская девушка» — так называл Шпаликов Инну. У нее были светлые волосы и странная несклоняемая фамилия. Инна, которой в это время едва исполнилось 22 года, уже прошла большой путь. Она родилась в Харькове, своего отца она не знала, фамилию носила дедовскую, а отчество — удочерившего ее и рано умершего отчима. Жила Инна очень скудно, в коммунальной квартире, вдвоем с матерью, которая вырастила дочь в одиночку. После школы ей не удалось поступить в Театральное училище, пришлось идти работать на завод. Одновременно в ее жизни возникла актерская студия при Центральном детском театре, где ее и заметил в очередной учебной постановке режиссер Василий Ордынский. Он искал старшеклассницу для своего антирелигиозного фильма «Тучи над Борском» (1960). Инна сыграла там главную роль, и путь в кино для нее открылся.
Ко времени встречи со Шпаликовым она уже ощущала себя звездой. Фильм «Когда деревья были большими» мгновенно стал знаменитым. Благодаря ему Инна оказалась за границей, поехала представлять картину на Каннский фестиваль. Друзья вспоминали, как томящийся в разлуке Шпаликов ходил по Москве с фотографией Инны и мог из квартир своих друзей часами вести с Каннами телефонные разговоры, которые стоили бешеных по тем временам денег. Конечно, талант Инны, ее успех, ее блестящее будущее, которое ей настойчиво пророчили, ее эксцентричность, ее яркая актерская индивидуальность сыграли свою роль. Шпаликов был покорен.
Но и она ни минуты не сомневалась, что перед ней гений. Шпаликов в это время уже вступил в пору своего расцвета: он увяз вместе с М. М. Хуциевым в работе над фильмом «Застава Ильича», который никак не шел то по одной, то по другой не зависящей от них причине. Уставший от бесконечных придирок и поправок сверху, Шпаликов уже начинал работу над новым сценарием. Приближался и его звездный час — фильм Георгия Данелии «Я шагаю по Москве» со знаменитой песней, сочиненной им. Востребованность Шпаликова, легкость, с которой он писал, смелость приемов, уверенность в своих силах, удачное совпадение с самым новым и самым востребованным из искусств, кинематографом, конечно, подкупали. Но и сам Шпаликов был очень интересен. Он заговаривал и очаровывал слушателей, он пел песни собственного сочинения, которые расходились по Москве, мгновенно становились шлягерами, и их с удовольствием распевали все близкие и дальние. Он писал стихи, и в этих витальных текстах с их абсурдистской поэтикой, сближающей их с творчеством поэтов ОБЭРИУ, нет-нет да и проскакивали классически ясные строки, напоминающие отточенный до совершенства пастернаковский стих:
Друзья вспоминали, что первое время молодая пара производила самое чарующее впечатление. Она успешная красавица-актриса, он уже очевидно значимый сценарист, оба влюблены, он много пишет, она ждет новых приглашений на съемки. Мера отпущенного этой паре счастья была, действительно, огромна, и проживали они его интенсивно и быстро.