Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

Въ шесть часовъ роковаго вечера 11-го сентября, графъ Морковь привезъ королю брачный договоръ, составленный имъ, Морковымъ, вмѣстѣ съ княземъ Зубовымъ. Густавъ началъ внимательно читать представленную ему бумагу и быть крайне удивленъ, найдя, что въ договоръ внесены такія статьи, на которыя онъ не далъ предварительнаго согласія. Обратясь къ Моркову, онъ спросилъ, внесены ли эти статьи по приказанію императрицы? и, получивъ на свой вопросъ утвердительный отвѣтъ, возразилъ, что онъ не можетъ подписать такого договора. При этомъ, однако, онъ замѣтилъ, что не намѣренъ стѣснять свободу совѣсти великой княжны, что сама она можетъ исповѣдывать свою религію, но что онъ не въ правѣ дозволить ей имѣть въ королевскомъ дворцѣ церковь и причтъ, и что, кромѣ того, въ публикѣ и во всѣхъ церемоніяхъ она должна слѣдовать вѣроисповѣданію, господствующему въ странѣ.

Морковь былъ ошеломленъ такою оговоркою короля. Онъ взялъ обратно бумаги и поспѣшилъ къ Зубову, чтобы доложить его свѣтлости объ упорствѣ жениха. По прошествіи нѣкотораго времени Морковь, страшно взволнованный, опять явился къ королю и доложилъ, что весь дворъ и императрица уже ожидаютъ его величество въ Тронной залѣ, что съ нею теперь невозможно уже вступить въ переговоры и что безъ всякаго сомнѣнія его величество не пожелаетъ довести дѣло до разрыва, такъ какъ это было бы неслыханнымъ оскорбленіемъ для государыни, для великой княжны и для всей имперіи.

Такъ какъ король не поддавался убѣжденіямъ Моркова, то къ нему поочередно приходили графъ Безбородко и многіе другіе, уговаривая и умоляя его подписать брачный договоръ. Шведы, окружавшіе короля, склоняли его къ уступкамъ. Регентъ съ своей стороны только заявилъ, что все зависитъ отъ самого короля. Онъ отвелъ Густава въ сторону, прошелся съ нимъ по комнатѣ и, какъ казалось, уговаривалъ его исполнить то, о чемъ его просятъ. Король, однако, громко отвѣчалъ: «Нѣтъ, нѣтъ! Не могу, не хочу! Не подпишу!» И затѣмъ, выведенный изъ терпѣнія докучливыми просьбами русскихъ министровъ, онъ, повторивъ прямой и рѣзкій отказъ подписать что либо противное законамъ Швеціи, удалился въ свою комнату и заперъ за собою на ключъ двери. Массонъ разсказываетъ, что въ виду такого упорства короля, приближенные любимцы императрицы осмѣлились внушать ей, что необходимо прибѣгнуть къ насилію противъ находившагося въ ея власти Густава.

Такъ какъ на другой день послѣ этого происшествія, т. е. на 12-е сентября, былъ также назначенъ балъ по случаю рожденія великой княгини Анны Ѳеодоровны, супруги Константина Павловича, то между Маріею Ѳеодоровною и императрицею по поводу этого возникла переписка, показывающая то состояніе, въ какомъ находилась мать покинутой невѣсты.

«Признаюсь вамъ, любезнѣйшая матушка, — писала Марія Ѳеодоровна — что у меня глаза распухли и красны; всѣ увидятъ, что я плакала, къ тому же я кашляю. Если бы вы мнѣ позволили остаться дома, то сдѣлали бы мнѣ этимъ большую милость».

На эту записку Екатерина, оправившись отъ удара, отвѣчала на лоскуткѣ бумаги слѣдующее:

«О чемъ вы плачете? Что отложено, то не потеряно. Трите глаза и уши льдомъ, примите бестужевскихъ капель. Никакого разрыва нѣтъ. Я была больна третьяго дня. Вы сердитесь на промедленіе, вотъ и все тутъ. Ваша дочь отъ этого нездорова. Впрочемъ вашъ мужъ передастъ вамъ, что я ему писала».

Трудно рѣшить, вѣрила ли сама императрица, что «разрыва не было», или же оскорбленная ея гордость удерживала ее отъ того, чтобы высказаться съ полною откровенностію даже передъ самыми близкими ей лицами.

Назначенный балъ отмѣненъ не былъ. На этотъ балъ явился король, императрица показалась лишь на одну минуту и не сказала Густаву ни слова. Великая княжна Александра Павловна не присутствовала по болѣзни. На этомъ балу король танцовалъ съ другими великими княжнами и, поговоривъ не долго съ великимъ княземъ Александромъ Павловичемъ, уѣхалъ, раскланявшись со всѣми вѣжливѣе обыкновеннаго. Послѣ этого бала дни придворныхъ торжествъ и блестящихъ праздниковъ внезапно смѣнились тишиною и скукою, и едва ли какой нибудь государь проводилъ при иностранномъ дворѣ, въ качествѣ гостя, болѣе непріятные и скучные дни, чѣмъ тѣ, какіе выпали теперь на долю шведскаго короля въ Петербургѣ. Послѣ несостоявшагося обрученія, императрица удалилась въ Таврическій дворецъ на цѣлый день, почти въ совершенное уединеніе, подъ предлогомъ освященія тамошней церкви; на самомъ же дѣлѣ для того, чтобы скрыть отъ всѣхъ поразившую ее скорбь и совѣщаться тамъ съ духовенствомъ и приближенными лицами о томъ, какъ бы выдти изъ того затруднительнаго положенія, въ какое она была теперь поставлена.

По случаю разстройства брака Державинъ 6-го октября 1796 года писалъ въ Москву И. И. Дмитріеву: «Здѣшніе шумные праздники исчезли какъ дымъ. По сію пору не знаемъ, что будетъ впередъ, а потому всѣ громы поэтовъ погребены подъ спудомъ, потому и я мою бездѣлицу не выпускаю, аще же вознесетъ благодать, пріидетъ желанный бракъ, то я тотчасъ же вамъ сіе сообщу».

X