Замешательство

Мы с ним пережили равноденствие и, что еще труднее, праздники. Я солгал семье Али, сказав им, что мы празднуем где-то в другом месте. По обоюдному согласию мы провели неделю сами по себе. Бродили на снегоступах по заснеженным кукурузным полям сразу за городом. Робби сделал украшения для елки из эскизов, вырезанных из его полевых заметок. На Новый год все, чего он хотел – это играть в бесконечные игры на концентрацию с «Певчими птицами Восточной части США», игральными картами, которые подарил мне на Рождество. К восьми он уже спал.

В течение всего января Робби маленькими шажками переходил из цветного мира в черно-белый. В начале февраля я дал ему недельный перерыв в занятиях, ни с того ни с сего. Он нуждался в этом. Снова начал играть в ферму на компьютере после паузы в несколько месяцев. Обижался, когда я говорил сделать перерыв. Еще до конца недели захотел вернуться к своим школьным заданиям. Ему не хватало сосредоточенности, чтобы усидеть больше получаса зараз, но он отчаянно хотел чему-нибудь научиться. Я знал, что мне придется отвести его к врачу, если это продолжился.

– Устрой мне охоту за сокровищами, папа. Какую хочешь.

– Сколько оберточной бумаги у тебя осталось после Вашингтона?

Он скорчил гримасу.

– Не напоминай мне о Вашингтоне. Я втянул тебя в неприятности.

– Робин! Хватит.

– Из-за меня доктора Карриера заставили прекратить эксперименты. И теперь сам видишь, что происходит!

– Это неправда. Я разговаривал с доктором Карриером два дня назад. Есть шанс, что лаборатория скоро заработает.

– Как скоро?

– Я не знаю. Может быть, к лету.

В тот момент мои слова не казались ложью. И они заставили его выпрямиться, он походил на встревоженную луговую собачку. Я бы соврал ему опять.

Мысль об отсрочке как будто придала Робби сил. Воображать, что он снова будет заниматься, было почти так же хорошо, как и делать это по-настоящему. Где-то во Вселенной есть существа, у которых вся жизнь так устроена. Он потеребил шнурки на ботинках, успокоенный своим раскаянием. Потом сказал своим ботинкам:

– У меня еще осталась куча бумаги.

На самом деле у него было около десяти футов. Мы обрезали фут с одного конца.

– Девять футов. Идеально. Раскатай его в гостиной.

– Ты серьезно?

Его пришлось уговаривать. Он раскатал бумажную дорожку посередине комнаты.

– Хорошо. Девять футов на четыре с половиной миллиарда лет. Это полмиллиарда лет на фут. Давай нарисуем временную шкалу.

Он немного собрался и поднял палец. Пошел в свою комнату и вернулся с корзинкой цветных карандашей и фломастеров. Потом мы оба опустились на пол и принялись за работу. Я отметил простым карандашом основные точки маршрута: конец катархея, один фут от начала нашего свитка. Сразу после него – начало жизни. Робби нарисовал первые микробы, сотни цветных пятнышек, которые с трудом можно было разглядеть без увеличительного стекла. Он заполнил следующие четыре фута радугой клеток.

Через пять футов я отметил момент, когда конкуренция уступила место сетевому взаимодействию, и сложные клетки наводнили Землю. Клетки Робби немного набухли и приобрели текстуру. Еще через два фута нарисованные им фигуры превратились в червей и медуз, морские водоросли и губки. Когда я наконец остановил его тем вечером, он снова был самим собой.

– Славный день, – заявил он, когда я уложил его спать.

– Согласен.

– И мы еще даже не добрались до самого главного.

Когда я проснулся на следующее утро, он был в гостиной: добавлял, уточнял, подправлял и ждал, когда я отмечу начало важнейшего события. Я нарисовал его карандашом – кембрийский взрыв, чуть более фута от конца свитка.

– Папа, здесь больше нет места. И все только начинается. Нам нужна бумага пошире.

Он развел руками, потом уронил их. Энтузиазм и отчаяние слились в нечто единое. Я оставил его наедине с этим чувством и занялся собственным моделированием, чувствуя себя преступником. Все утро он просидел над шкалой. Парад гигантских существ веером растянулся по всей ширине листа. Робби пообедал на полу, склонившись над своим усложняющимся шедевром. В какой-то момент он встал и отступил назад, широко раскрыв рот от гордости и гнева. Недолго поглядев на дело своих рук сверху, снова погрузился в гущу событий.

Весь тот день мы работали бок о бок. Я заглядывал пару раз, но его грандиозное путешествие шло полным ходом, и последнее, чего Робби хотел – это помощи от кого бы то ни было. В пять, окосев от чересчур долгого труда за монитором, я решил приготовить ужин. День был таким прекрасным, что я хотел вознаградить его, а это означало гамбургеры с грибами и жареную картошку.