Заметки из хижины «Великое в малом»

— Нет, сорок девятая, — ответил Тан.

(Перед нашей были две пустые комнаты, видно, она их не посчитала.) Она довольно долго вглядывалась в Тана, а затем вежливо извинилась перед ним за причиненную неприятность и исчезла. Через мгновение из сорок седьмой комнаты послышались вопли, кому-то там пришлось плохо.

Бесовка была очень рассержена, и Тан оказался без вины виноватым. Хорошо, что совесть его была чиста, поэтому он посмел без всяких колебаний и промедлений призвать ее к порядку и отделался только порванным сочинением, а ведь мог и погибнуть!»

(80.) Помощник начальника отдела Гу Дэ-моу как-то рассказывал мне о чиновниках Царства мертвых. Я не очень-то ему поверил, но оказалось, что в рассказе его была заключена истина.

Когда-то в доме достопочтенного Цю Вэнь-да[293] мне довелось услышать следующее:

«Судья в Царстве мертвых очень ценит целомудрие в женщинах, но делает между целомудренными женщинами такое различие: те, которые не могут отрешиться от страстной привязанности к своим детям или дому, принадлежат к низшей категории; те, которые не избегли зарождения в них чувств и желаний, но сумели должным образом их обуздать, относятся к следующей категории; к высшей же категории[294] надо отнести тех, у кого сердце как высохший колодец, который и под ветром не шелохнется, кого не влекут к себе богатство и знатность, не тревожат голод и холод, не трогает удача или несчастье. Но таких, что относятся к этой высшей категории, не найдешь и одну на тысячу, а уж если и найдется такая, то к ней даже духи и бесы питают почтение.

Однажды сообщили, что прибыла целомудренная женщина. Владыка Царства мертвых приосанился, все чиновники его привели свои одеяния в должный порядок и поспешили ей навстречу. И вот видят: идет совершенно растерянная старуха, делает шаги все выше и выше, словно поднимаясь по лестнице, вплотную подошла к самым стрехам и не видит, куда ее несет.

— Там уже Небо, а это не записано для тебя в наших книгах, — сказал ей с разочарованным видом Владыка.»

А еще так рассказывали: «Мудрых чиновников тоже есть три категории: низшая — те, кто проводит свою жизнь в страхе перед законом; следующие за ними — те, кто превыше всего ценит свою репутацию; к высшей же категории относятся те, кто, являясь хозяевами своего сердца, заботится о благе страны и народа и не заботится о своем личном счастье или беде, хуле или хвале в свой адрес».

И еще было сказано: «Судья Царства мертвых презирает тех, кто стремится к карьере. Он считает, что они способны на всяческие злоупотребления, а толку приносят мало. Чем больше хитрят и изощряются люди, тем больше хитростей придумывают бесы и духи. Но судья не очень-то ценит и тех, кто удаляется от дел. Он считает, что талант, рожденный Небом и Землей, в первую очередь должен служить мирским делам. А если бы все люди вели себя, как Чао и Сю[295], то воды Великого потопа[296] до сих пор заливали бы наши земли, и это тоже недопустимо!»

И к этому добавлено было следующее: «В Чуньцю идет речь о мудрых, обладавших чувством ответственности и доброты к людям. Благородный муж, злоупотребив властью, записывает это как свое преступление; мелкий же человечек, единожды принеся кому-то пользу, ожидает за нее вознаграждения. Смертные, не разбираясь в том, что должно, часто сомневаются в причинах и следствиях[297]».

(81.) Секретарь государственного совета Юн (посмертное имя ему дали Пин-ин), совершенно измученный тяжелой болезнью, пригласил врача, чтобы тот его осмотрел, но так как выздоровление сразу не наступило, то он позвал другого врача.

Тот потребовал, чтобы ему показали рецепт, выписанный первым врачом, однако рецепта нигде не могли найти, и господин Юн, решив, что его куда-то задевала молоденькая служанка, велел ей немедленно разыскать рецепт, пригрозив:

— Не найдешь, велю выпороть.

И вот, когда обессилевший господин Юн откинулся на подушку, перед ним, словно во сне или в тумане, появился коленопреклоненный человек.

— Не наказывайте служанку, почтенный, — сказал он. — Это я спрятал рецепт. Я тот, кому вы, в бытность вашу главным судьей провинции, спасли жизнь, сняв ложное обвинение.

— Зачем же вы спрятали рецепт? — спросил Юн.

— Врачи всегда завидуют друг другу, — ответил человек, — поэтому новый врач непременно счел бы необходимым отменить предписание своего предшественника. А между тем лекарство вам было назначено правильно, оно просто не успело еще оказать своего действия. Покажи вы рецепт новому врачу, он стал бы на другую точку зрения, и вы, господин, могли бы погибнуть. Вот почему я украл рецепт.

Юн был почти в полуобморочном состоянии и не сразу понял, что перед ним бес. Когда же он по прошествии некоторого времени стал приходить в себя, то весь затрясся от страха, так что с него даже пот градом полился. Новому врачу он сказал, что рецепт потерян, не стоит даже вспоминать о нем, и попросил прописать ему другое лекарство. Предписанное новым врачом лекарство оказалось тем же, что выписал первый врач. После нескольких приемов этого лекарства болезнь как рукой сняло.