Заметки из хижины «Великое в малом»

И вдруг снова донеслись звуки лютни и послышалась. песня:

Милый как персика цвет или сливовый цвет,
Я ж как сосна или стройный младой кипарис.
Сливовый цвет отцветает — мгновенье и нет,
Сосны по-прежнему тянутся ввысь.

Значительное лицо кивнуло головой и произнесло:

— Вот это уже ближе к классическому стилю.

Еще звучали последние слова песни, а за деревом чуть слышно прошептали:

— Этот старец очень податлив. Стоит только сочинить ему что-нибудь в таком же роде, и он сразу возрадуется.

Тут что-то хлопнуло, как бывает, когда лопается струна, и, сколько они ни прислушивались, [сосна] молчала.»

[318. Человек слышит во сне беседу духов о наказании провинившихся.

319. Дух мертвого обвиняет брата, соблазнившего его дочь.

320. После смерти человека ему безразлично, что станет с его любимыми вещами.

321. Дай Суй-тан рассказывает о преступлениях чиновников, развращающих жен своих слуг.]

(322.) Дай Сун-тан еще рассказывал:

«Некто заигрывал с женой своего слуги, но женщина ему не отвечала. Рассердившись, хозяин сказал ей:

— Посмеешь дальше сопротивляться, насмерть запорю плетьми!

Плача, женщина рассказала все мужу. А тот сильно напился и закричал на нее в сердцах:

— Посмей только поддаться ему! Да я тебе сейчас вонжу в грудь клинок!

Женщина возмутилась:

— Кого бы ни послушалась, все равно смерти не миновать, так уж лучше я раньше умру! — и повесилась.

Прибыл чиновник расследовать. На трупе раны нет, улик никаких, вину возложить не на кого, докопаться до истины было невозможно.

Однако с тех пор в комнате, где она повесилась, какая бы погода ни была — ясная или пасмурная, всегда было темновато, словно там стоял легкий туман. По ночам слышались звуки, словно кто-то рвет шелк. При свете лампы или при луне каждый раз виден был черный пар, колыхавшийся, как человеческая тень; когда подходили поближе, она исчезала. Так продолжалось лет десять с лишним и кончилось, только когда умер хозяин. А пока он бы жив, и днем и ночью заставлял людей сидеть у постели, где он лежал больной. Видно, ему что-то чудилось.»

[323. Дух женщины, обиженной буддийским монахом, не может найти себе успокоения в могиле.

324. Волшебное зеркало, в котором отражается подлинный облик человека.

325. Стихи, написанные духом, вызванным гадателем, оказываются принадлежащими другу Цзи Юня.]

(326.) Двоюродный брат мой Тань-цзюй рассказывал:

«Когда-то я слышал, как Лю Син-тин рассказывал две истории. Первая была такая:

Одного крестьянского сына опутала своими чарами лиса. Позвали колдуна, чтобы он вылечил его. Лису поймали, хотели сварить ее живьем в котле с кипящим маслом, но крестьянский сын слезно молил отпустить ее, и ее отпустили. Впоследствии думы о ней привели юношу к тяжелой болезни, и врачи не могли ему помочь. И вот однажды снова явилась лиса. При встрече с ней он и радовался и печалился. Чтобы отвратить его от себя, лиса сказала:

— Вы, сударь, скорбите от воспоминаний, вам надо перестать мечтать обо мне. Ведь вы не знаете, что я просто химера. Увидев истинный мой облик, вы в испуге пуститесь наутек.

И вдруг лиса упала на землю и появилась в седой шкуре, с длинным хвостом, из ноздрей валил пар, глаза горели, как факелы; прыгнула на потолочную балку, застонала и исчезла.

С тех пор здоровье крестьянского сына пошло на поправку. Про эту лису можно сказать, что ей было знакомо чувство благодарности за благодеяние.

Другая история была такая:

Еще одного крестьянского сына околдовала лиса. Тоже позвали колдуна, чтобы вылечил, но ничто не помогало, талисманы и амулеты лиса рвала в клочья.

Когда же лиса собралась влезть на алтарь, чтобы все там раскидать, какая-то старуха, видно ее мать, остановила ее, сказав:

— Как твари жалеют себе подобных, так и люди защищают своих единомышленников. Искусство этого колдуна ничтожно, но, если ты уж слишком его заденешь, боюсь, как бы не явились другие отомстить за него. Пожалуй, будет лучше, чтобы ты ушла отсюда, когда твой муж заснет.

Про эту лису можно сказать, что она была дальновидная.»