Иногда я стояла в ожидании грузового лифта в полутьме раннего утра с другими рабочими, тревожась, как бы стрелка часов не перевалила за красную отметку и мы не застряли. Иногда думала, что впору развернуться и пойти домой – было невозможно и подумать о том, чтобы провести еще один день так же, как предыдущий. Но тут лифт спускался, и я заходила в него вместе с остальными.
На заводе были женщины, проработавшие там все десять лет с момента открытия.
До получки пришлось тянуть три недели, а мои жалкие накопления уже подходили к концу. (В Стэмфорде было заведено удерживать зарплату за первую неделю до увольнения – что-то вроде депозита за рабочее место.) На кофе не хватало. Порой я просто сидела в цеху и читала принесенную с собой книжку. Джинджер уходила в относительно спокойный «читальный зал» – поболтать с другими женщинам. Однажды и мне намекнула:
– Подруга, ты бы отрывала в перерыв задницу от стула, а то приклеишься. Так и умом тронуться недолго.
Мне тоже так казалось.
Моей начальнице смены Роуз тоже было дело до того, как я веду себя не за работой, хотя ее волновало кое-что другое. Во время обеда, отведя меня в сторонку и лукаво улыбаясь, она сказала, что я умная девушка и толк от меня будет, вот только в туалет я бегаю слишком часто.
Резчики получали разовые надбавки, а мы с Джинджер – нет. Однажды утром парни всё трепали и трепали мне нервы: мол, я недостаточно быстро считываю показания и стопорю им всю работу. В десять они спустились вниз за кофе и оставили станки включенными. Под прикрытием шума я уткнулась головой в тыльную часть рентгена и разрыдалась. Тут появилась Джинджер, которая забыла кошелек в корзинке под экраном аппарата. Она легонько шлепнула меня по руке.
– Ну, видала? Чё я те говорила? Совсем чокнешься с этим чтением. Какой ты кофе пьешь? Угощу тебя чашечкой.
– Нет, спасибо, – я вытерла глаза, растревоженная тем, что меня застукали в таком виде.
– Нет, спасибо, – передразнила меня Джинджер и захихикала. – Вежливая, как леди. Давай, подруга, пожалуйста, выпей со мной кофе. Так достали эти говнюки – не могу, еще целый день тут с ними торчать, а они уже сколько кровушки нашей усосали. Ну, скорей, что будешь?
– Очень слабый с сахаром, – я благодарно улыбнулась.
– Вот и молодчина, – сказала она, залившись радостным смехом, и удалилась по узкому проходу, что отделял наши аппараты от грохочущего цеха резчиков.
Так мы с Джинджер и подружились. В тот четверг она пригласила меня проехаться в центр города с ее матерью и обналичить наши чеки.
Это была моя первая получка в «Кистоуне».
Зарплату выдавали по четвергам, и Атлантик-авеню в эти дни оживала, всё работало допоздна. Люди отправлялись в центр за покупками, пополняли запас продуктов, обналичивали чеки и просто общались. Они парковались на главных улицах и болтали, несмотря на то, что следом была рабочая пятница.
Джинджер сказала, что приметила меня в первый же четверг, когда я только приехала, еще до «Кистоуна».
– Вот так-то. Голубые джинсы и кроссовки на Атлантик-авеню в четверг вечером. Я и подумала: чё еще за лихая-городская?
Это было смешно – назвать «лихой» меня, но я промолчала.
В тот же четверг Джинджер пригласила меня к себе на ужин, и, уписав третью порцию картофельного пюре, я поняла, что почти забыла вкус домашней еды. Рыжеволосая Кора – мать Джинджер, моложавая и порывистая – смотрела на меня то ли с удивлением, то ли с раздражением. У Джинджер было четыре младших брата, и все эти голодные рты Коре надо было прокормить.
Иногда по утрам Джинджер приносила мне из дома булочку. Иногда после работы она приходила ко мне на Милл-Ривер-Роуд и приглашала меня съесть по гамбургеру в «Белом замке» у моста – единственном месте в городе, которое работало после шести (за исключением четвергов).
У Джинджер был переносной радиоприемник на батарейках, подарок от ее бывшего мужа, и, пока погода не испортилась, в прекрасные осенние вечера мы выходили на улицу, садились на берегу Рипповама, прямо у меня перед домом, и слушали Фэтса Домино на станции
Джинджер говорила, а я слушала. Вскорости я поняла, что, если держать язык за зубами, то люди решат, что ты знаешь всё, начнут чувствовать себя всё свободнее и расскажут тебе что угодно, желая показать, что они-то, мол, тоже кое в чём разбираются.
Старый форд элегантно притормозил у тротуара на углу Атлантик и Мэйн, по ту сторону железной дороги.