Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография

– Конечная станция, девушки, – СиСи, брат Джинджер, ослабил веревку, которая удерживала на месте переднюю дверь. Под осеннее послеполуденное солнце мы с Джинджер выкарабкались на бодрящий, но еще не промозглый воздух. Повсюду на окнах и дверях магазинов, которые согласились участвовать в хэллоуинском параде-маскараде на Атлантик-авеню, блестящей темперой и мыльными красками школьники нарисовали жутковатых привидений. Парад пройдет по большей части в центре, пояснила Джинджер, и участвуют в нем большинство городских детей.

– Разрешение нарисовать что-то – это вроде как одна большая сладость. Магазины считают, что так смогут избежать «гадостей». Всегда так делают. Тогда никто на витринах не малюет, не царапает их. Ну и акварель легче смыть, чем масляную краску. В Нью-Йорке так не делают, да?

Мы зашли в универмаг Гербера купить Джинджер пару нейлоновых чулок: Кора настаивала, чтобы та надевала их в церковь.

– Никогда не видела, чтобы Хэллоуин так праздновали.

– Ну, – протянула Джинджер, ощупывая чулки на прилавке, – в маленьких городках так делают. Тут много чего отличается от большого города, просто ты еще не сталкивалась. Вот те пример: не чулки, а дерьмо. Пойдем-ка к Гранту, посмотрим, что там.

Мы перешли через авеню и направились на другую сторону улицы Мэйн. «Заходи-ка в мой дом, ты в мой дом заходи», – голос Розмари Клуни из музыкального магазина мешался с субботней автомобильной суетой.

Мимо нас проехал на велосипеде русый мальчик, чавкая светло-зеленым соленым огурцом. Острый запах чеснока и укропа, резкий как нож, взорвался в моей голове, и я очутилась на улице Ривингтон между Орчард и Деланси.

Яркое воскресное утро в Нижнем Ист-Сайде на Манхэттене. Охотники за скидками, энергичные и целеустремленные, сновали по тротуару меж урнами в поисках удачных покупок и старых друзей. На углу Орчард-стрит Огуречник восседал над своими деревянными бочками разных размеров и оттенков зеленого. В тех бочках плавали сочные субмарины, и оттенки их намекали на разные стадии просолки. Скрываясь под плавающими на поверхности кусочками чеснока, горошинами перца и веточками укропа, в рассоле ходили косяки ядреных огуречных рыбок, так и ждущих, чтобы их прихватили за аппетитные бочка. Рядом с ним весь тротуар занимали столы на козлах под полосатым навесом, уставленные подносами с курагой, ярко-оранжевой и загадочно-прозрачной. За ними стояли полуоткрытые длинные прямоугольные коробки с тахинной халвой в приоткрытой вощенке. Целые коробки халвы, то ванильной, то шоколадной, то причудливой, как лоскутное одеяло, смеси обеих – моей любимой мраморной.

Надо всем этим в крепчающем осеннем воздухе клубились за углом и поднимались поверх крыш ароматы из молочного кафе Ратнера: блинчики с творогом, свежеиспеченные луковые булочки. Они смешивались с более тяжелыми запахами из закусочной в соседнем доме, где в подогреваемой витрине покоились рядом говяжьи чесночные колбаски, фаршированные кишки и кныши с гречневой кашей. Для уличных не имели значения религиозные и диетические различия, и покупки на улице Ривингтон утром в субботу превращались в обонятельное пиршество.

Я задумалась: где же мальчик раздобыл малосольный огурец в Стэмфорде, штат Коннектикут?

– Джинджер, а у Гранта бывают соленые огурцы?