Что же такое Джинджер раскопала или навоображала, что мне теперь придется воплощать в жизнь? Примерно как в тот раз, когда мне пришлось одним махом осушить две рюмки водки, чтобы соответствовать ее представлению обо мне как о сильно пьющей девушке из нью-йоркского Виллиджа.
– Обо мне и о моих подругах? – я начинала понимать, куда сворачивает разговор. Сделалось отчаянно неловко. Джинджер затушила сигарету, глубоко вздохнула и придвинулась на пару шагов.
– Слушай, ну что за ерунда, – снова глубокий вдох. – Ты лесбиянка или нет? – еще один вдох.
Я улыбнулась и промолчала. Конечно, я не могла сказать: «Я не знаю». На самом деле я просто не знала, что ответить. Я не могла отречься от того, что лишь минувшим летом обещала воплотить в жизнь; к тому же ответить отрицательно значило оказаться обычной. Но если сказать «да» – придется доказывать, прямо как с водкой. А Джинджер – женщина, умудренная жизненным опытом, не одна из моих одноклассниц, с которыми можно просто целоваться, обниматься и фантазировать. Я никогда не занималась любовью с женщиной. Правда, Джинджер считала, что женщиной, умудренной жизненным опытом, была
Я встала, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Слушай, ну нельзя просто
– Да, – сказала я. Может, этим всё наконец закончится?
Коричневое лицо Джинджер растянулось в очаровательной полнощекой полуулыбке-полуухмылке. Я ухмыльнулась в ответ. И взявшись за руки прямо там, на верху холма, мы стояли и улыбались, а звук автомобильного радиоприемника несся ввысь через открытую дверь, и заходило солнце.
– Что такое? Язык проглотила? – Джинджер повернулась ко мне, и руки наши разомкнулись.
– Поздно уже, – ответила я. Хотелось есть.
Джинджер нахмурилась и цыкнула на тускнеющий небосклон.
– Ты серьезно? Что значит – поздно уже? Это всё, о чём ты можешь думать?
Ой. Явно я ляпнула что-то не то. И как теперь быть?
Круглое лицо Джинджер на расстоянии вытянутой руки от моего. Она заговорила мягко, но со своей обычной дерзостью. От близости ее голоса и пудрового запаха я чувствовала себя странно взбудораженной.
– Почему меня не поцелуешь? Я не кусаюсь.
Смелые слова, но под самоуверенностью я почувствовала страх.
Ох, черт, подумала я. Что я тут вообще делаю? Надо было думать, что на этом всё не закончится – знала ведь, знала ведь, а если она теперь захочет, чтобы я ее уложила… ох, блин! Что мне теперь делать?
Чтобы не потерять лицо – которого у меня и так никогда не было, – я послушно наклонилась вперед. Начала целовать ее губы в форме лука Купидона, и мягкий рот Джинджер раскрылся. У меня выскакивало сердце. Внизу холма радиоприемник в машине выборматывал последние новости. Я чувствовала учащенное дыхание Джинджер у себя на лице, ожидающее и слегка подстегиваемое каплями от горла, сигаретами и кофе. На прохладном ночном воздухе оно было теплым и волнующим, и я снова стала целовать ее, думая, что не такая уж это плохая идея…
Когда мы с Джинджер приехали к ней, Чарли уже уехал на работу на своем грузовике «Рейлроуд Экспресс». Кора и мальчишки поужинали, двое младших готовились ко сну. Когда мы вошли, Кора как раз спускалась по лестнице с подносом из-под мужниного ужина. Джинджер объясняла, что ее отец из комнаты почти не выходил – разве что в ванную наведывался.