Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография

В четыре, когда все наконец успокоились, а я заползла рядом с Мюриэл на свой выцветший диванчик, Рея начала ковырять ключом в замке.

Я вскочила и тут же взбодрилась. Вот черт. Натянув рубашку, я на цыпочках прошла на кухню, где одиноко топталась моя соседка в печально измятом нарядном платье. Рея имела привычку заводить романы с мужчинами, которые только и делали, что парили ее, причем как в буквальном, так и в переносном смысле. Лицо у нее было заплаканное. Когда они с Артом лежали в постели, тот сообщил ей, что собирается жениться на девятнадцатилетней дочери одного из их прогрессивных товарищей. Рея, в ее тридцать один, решила: всё потому, что она слишком старая. Я же была уверена: дело в том, что с Реей он спать мог, а с той девочкой, почти подростком, – нет. Но сказать об этом Рее в ее состоянии я не могла.

К тому же меня тревожило, что в доме толпа – и как теперь всё объяснить Рее? Не то чтобы это каким-то было преступлением, но в конце концов Беа, Линн и Глория спали в ее кровати.

– Это ужасно, Рея, – сказала я, приняв у нее пальто. – Давай кофе сварю.

– Ничего, переживу, – отстраненно произнесла она, вытерев глаза и натянуто улыбнувшись. Ее длинные пышные волосы растрепались. – Хочу просто лечь.

– Ну, милая, – я замешкалась на секунду, – твоя кровать занята. Ко мне тут гости пришли, а ты вроде говорила, что не вернешься…

Глаза Реи снова наполнились слезами, и она рассеянно потянулась за своей сумочкой и туфлями, которые элегантно выкрасила всего лишь несколько часов назад, чтобы лучше подходили к платью из неоново-синей тафты.

– Я мигом их разбужу, – быстро пообещала я, видя, что она направляется к выходу. Ее кузина жила двумя этажами ниже, но я не выносила слез Реи. – Уже иду будить.

Так я и поступила, и немедленно.

Три сонные девушки перебрались ко мне, и все мы в средней комнате устроились валетом, впритирку к Мюриэл. Рея забылась чутким сном в своей кровати. К тому моменту уже почти наступил рассвет, и ложиться не было смысла, да и второе дыхание открылось. Я обожала вставать по утрам первой. Приняла декседрин и до рассвета просидела с книжкой на унитазе.

Прокравшись на цыпочках мимо спящих девушек, я выглянула из окна седьмого этажа и глянула на восток, сквозь замершие улицы, на светлеющее небо. Для января воздух был довольно теплым, с фабрики птичьего корма «Харц Маунтин» через Ист-Ривер доносился запах солода. Январская оттепель. Она напомнила мне о том, что весна – только через три месяца. Целая вечность. Терпеть не могу зиму.

Я потихоньку включила радио: утро праздничного дня, поэтому в основном передавали старые новости, разве только сообщали о новых автомобильных авариях с жертвами и о результатах последнего порицания, вынесенного Маккарти конгрессменами. Слушая прогноз погоды – обещали неожиданное тепло, – я чистила кроссовки с щепоткой сухой пудры «Олд Датч», втирая ее старой зубной щеткой. Чистить обувь в первый день Нового года – это ритуал, который я приняла в наследство от родителей, не задумываясь и не осознавая.

В полдевятого я разбудила всех, кроме Реи. Хотелось скорее начать день.

– Кто будет зубы чистить? – спросила я, достав припасенные специально для таких случаев щетки. Втайне мне было очень приятно, что Мюриэл увидит, как я управляюсь. Готова ко всему! Прямо как девиз моряка.

Все знали, что тридцатипятилетняя женщина может править миром, и я считала, что практикую это постоянно.

Я сделала кофе по-мексикански: очень слабый, процеженный через тканевую сетку, которую привезла оттуда. Выключила радио и поставила пластинку Роберты Шервуд Cry Me a River – тихо-тихо, чтобы не потревожить неспокойный сон Реи, прерываемый ее вздохами. Все мы расселись вокруг кухонного стола у окна, выходящего на вентиляционную шахту, и пили кофе. Крепкие ноги Мюриэл выглядывали из-под подвернутых джинсов, широкие пальцы ног двигались вверх-вниз в такт музыке, мягкий музыкальный смех роился средь дыма ее неизменной сигареты. Беа и Линн в комбинезонах и фланелевых рубашках, Глория в ярких сандалиях-гуарачах на шерстяные носки и в широких крестьянских штанах, пошитых из домотканого хлопка цвета фуксии. Клацанье ожерелий и браслетов из фруктового дерева на Глории – контрапунктом утреннему трепу о политике, лесбийских сплетнях, разработке и использовании новых транквилизаторов в психиатрических больницах.

Дом становился всё теплее, пока поднимался пар, а я встала, чтобы приготовить нам прекрасный новогодний завтрак. Подмешала два последних, хорошо взбитых яйца в остатки китайской еды, добавила немного подливы фу-янг и сухого молока. Потом пожарила всё это в виде скрэмбла с щедрой порцией крошеного лука, обжаренного в маргарине с кучей паприки и щепоткой укропа для цвета. Это блюдо напомнило мне воскресное блюдо из яиц, лука и скобленых куриных печенок, которое мой отец называл «антре» и готовил на завтрак каждые выходные, пока мы вчетвером с сестрами и мамой ходили на воскресную мессу.