Мой Самый Последний Детский Кошмар
Дом матери
5 июля 1954 года
26
В марте я устроилась в детское отделение Нью-Йоркской публичной библиотеки и была абсолютно счастлива. Снова зарабатывать деньги стало огромным облегчением, но я еще и любила библиотеки и книги – заниматься делом, которое мне так нравилось, казалось большим удовольствием. Мы с Мюриэл виделись как можно чаще и обсуждали, как бы ей снова переехать в Нью-Йорк.
Оживляясь, Мюриэл, с ее растрепанными темными волосами и круглой монашеской стрижкой, напоминала мне слегка поникшую хризантему. Она без устали говорила о своей «болезни» предыдущих лет, и о том, каково жить с шизофренией. Я слушала, но мне недоставало опыта, чтобы понять: любя, она пыталась так меня предупредить.
В те редкие моменты, когда мы вместе курили траву, она делалась наиболее красноречивой, а я – наиболее восприимчивой.
– Лечение электрошоком – это как маленькая смерть, – сказала Мюриэл, потянувшись через меня за пепельницей. – Они вломились ко мне в голову, как воры с законным ордером, и ограбили меня, забрали что-то бесценное, и кажется, будто его не вернуть.
Иногда она злилась, а иногда была удивительно безразличной, но так или иначе руки мои во время этих бесед томились желанием обнять. Воспоминания у нее тоже пропали, сказала мне Мюриэл, и потому Сюзи, ее бывшая нью-йоркская возлюбленная, стала единственной хранительницей того кусочка прошлого.
Был день равноденствия, и мы лежали и курили в кровати, в равномерности весны, с летом за углом.
– Хоть чем-то это помогло? – спросила я.
– Ну, до электрошока я чувствовала, будто страшная депрессия накрывает меня словно огромной корзиной, но где-то внутри, в самой сердцевине всего, был крохотный мерцающий огонек, я знала, что он есть, и он помогал мне освещать хаос.
Она содрогнулась и какое-то время лежала без движения, закусив бледные губы.