Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография

После завтрака мы долго прощались и поздравляли друг друга, и три девушки уехали. Мы с Мюриэл болтали на кухне и пили кофе – черный, потому что сухое молоко закончилось.

Около полудня проснулась Рея, и я познакомила ее с Мюриэл. Мы сделали кофе и Рее, и они с Мюриэл принялись спорить о плюсах и минусах марксизма (хотя Мюриэл говорила мне, что аполитична, что я сочла наивным) где-то с час, пока я принимала ванну. Рея оделась и отправилась к родителям домой на ужин, глаза у нее лишь слегка припухли.

Я выключила пластинку и заперла дверь на все замки. И потом под жидким новогодним солнцем мы с Мюриэл без лишних разговоров улеглись в двуспальную Реину постель. День превратился в бутон любви, из которого она восстала ко мне, как пламя.

Я не была близка с женщиной с тех ночей с Евдорой в Куэрнаваке, больше полугода назад.

А после мы лежали, переплетенные, изнуренные, смеялись и болтали взахлеб. Товарищество и теплота между нами достигли укромных мест внутри меня, что были сокрыты и навек запечатаны с момента смерти Дженевьев – по крайней мере, так мне думалось.

Когда мы с Мюриэл вспоминали, как это у нас водилось, Наоми и Дженевьев, умерших в пятнадцать лет, духи этих почивших девочек словно поднимались из земли, благословляя нас, а потом исчезали. Казалось, это особенное, жуткое одиночество наконец отступало.

Мы снова и снова занимались любовью – прервались лишь, чтобы включить свет, когда сошли сумерки, и покормить кошку. Солнце опустилось, курился пар, и вся комната будто бы загоралась от запаха наших тел.

На каждую тайну Мюриэл у меня находилась своя, и схожесть нашего одиночества, как и наших мечтаний, убедила нас в том, что мы созданы друг для друга.

5 января 1955 года

Я повернулась и приподнялась на локте, посмотрела на сладкую ото сна щеку и растрепанные волосы женщины, что лежала спиной ко мне, подложив руку под голову. Я наклонилась поцеловать завиток подле ее уха и медленно прошлась языком по темным волосам на затылке к плечам, укрытым простынями.

Вздохнув, Мюриэл с неспешной улыбкой приоткрыла один глаз, пока я приближалась, нашептывая, к ее уху.

– В Вест-Индии это называется поднимать свое зандали.

Потом, прямо из постели, я позвонила миссис Гудрич, пока Мюриэл дремала рядом. Я объяснила, что заболела и не смогу прийти на работу. В последний день перед праздниками миссис Гудрич предупредила весь отдел, чтобы таких «болезней» не случалось ни при каких обстоятельствах.

Она уволила меня тут же.

25

Рея получала достаточно намеков о том, что у меня отношения с женщинами. Она видела, как разворачивалась моя мелодрама с Беа. Но со стороны могло показаться, будто Рея не знает о моей гомосексуальности, а напрямую я об этом ей не говорила. Гомосексуальность в тот момент не соответствовала генеральной линии партии, поэтому Рея считала ее «плохой», а ее одобрение было для меня важно. Негласно мы так или иначе решили никогда не ссылаться на то, что по сути было главным ориентиром моей жизни, на отношения с этими «подругами», которых Рея всегда называла «твои девушки с клевыми голосами».

Мы с Реей любили друг друга, но она бы пришла в ужас от мысли, что наша любовь может стать физической.

К счастью – или, возможно, из-за ее отношения к этому вопросу, – меня никогда не влекло к ней телесно. Она была красивой, сильной, полной жизни женщиной, но я никогда не находила гетеросексуалок физически привлекательными. Этот механизм самозащиты служил мне и шестым чувством. В те дни, когда две или больше лесбиянок собирались вместе, самой частой темой разговора было: «Думаешь, она лесбиянка?» Эти вопросы то и дело задавались обо всех, кто нас интересовал. Девять из десяти женщин, к которым меня влекло, независимо от их маскировки, оказывались либо лесбиянками, либо настолько нацеленными на женщин, что гомосексуальный опыт оставался для них лишь вопросом времени или возможности.

Раньше всегда было так: с немногими знакомыми лесбиянками меня прежде всего связывал тот или иной контекст жизни. Помимо нашей сексуальной идентичности, нас поначалу объединяла какая-то часть нашего мира – школа, работа, поэзия или какие-то другие общие интересы. Факт любви к женщинам становился известен только после того, как мы уже знали друг друга и общались по какой-то иной причине.

В барах же мы встречались с женщинами, с которыми при других обстоятельствах никогда бы не познакомились, не будучи лесбиянками. Мы с Мюриэл ничего не смыслили во многих вещах, что считались там важными. Ни в выпивке, ни в софтболе, ни в дайк-шике в одежде, ни в танцах, ни в том, кто с кем спит и за чей счет. Любые другие вопросы выживания считались личным делом каждого.