Замки детства

Anges pures! Anges radieux!{44}

«Давайте же… Давайте», — быстро скомандовал президент, всю неделю он работал в банке, но по четвергам, вечером, усаживался в театральной ложе, спрятавшись наполовину за красной бархатной занавеской; Чин-Кай-Чек, продавец чая и ковров, в 1875 году получивший в Женеве гражданство, с почтением, свойственным его нации, протянул клетку; маленький секретарь лихорадочно схватил ее.

«Вперед! вперед, проклятье! Ну, футы, Господи».

Голубки выпорхнули, неся на шейках бриллиантовые браслеты; одного схватил Фауст, другого Марта, а дива, мнимая голубка, взяла браслеты, нанизала их на запястье и грациозно взмахнула покрытой свинцовыми белилами рукой, голубки взлетели к сводам потолка, превратив театральное небо в настоящее. Со двора до террасы, где праздновали крестины, еле доносилось туманное воркование. Вот уже несколько минут кузина Лора жестами старалась привлечь внимание мужа; наступила ночь, бархатный полет козодоев; Эмили Фево, казавшаяся еще бледней из-за толстой перекладины черных густых бровей, разделявшей лицо на две неравные части, притворилась испуганной, прижалась к соседу, прикрыв ладонями необычайно жесткие, каменные волосы; в воздухе чувствовался легкий запах пота. Кузина Лора косила глазом на пастора; она без конца посылала сигналы жителям земли. «Спойте нам еще что-нибудь, Адольф», — попросил доктор и, ища поддержки, обвел присутствующих взглядом. Адольф долго не жеманничал, встал, правда, слегка пошатываясь, для него, видно, Земля вращалась быстрее, чем следовало, и громко пропел Credo du Paysan{45}. Анженеза повесили головы, смутились, положили руки на колени и принялись разглядывать свои желтые, слово прутики орешника, и узловатые, как ветки потолще, пальцы; кузина Лора сильно косила. Кузен Эмиль лорнетом отстукивал ритм по столу; на последних нотах, он собрался уходить.

— Уже?

— Пора, а то не успею на ночной поезд.

— Луи, наверное, уже запряг лошадей.

Мартан Бембе придерживал во дворе огромную животину, чудом избежавшую всемирного потопа. Кузен Эмиль, директор железной дороги, отдал распоряжение остановить поезд в городке, несмотря на то, что в вагоне ехали три королевских высочества. «До свидания, до свидания». Кузина Лора из римских Фарнезов покосилась на доктора, тот улыбнулся, польщенный. Где-то в ночи вокзальный служащий с серебряными пуговицами дунул в рог дикой серны, который носил через плечо на перевязи. Поезд остановился; Эмиль быстро сглотнул слюну и поднялся в зарезервированное купе. Вдруг все увидели Джемса Лароша, бегущего вдоль поезда и, словно белый кролик, вытягивающего из кармана часы; но их высочества спали. Все вернулись в гостиную; снизу, откуда-то из-под земли, доносились удары копыт лошадей, стоявших в конюшне. Около 1840‑го года пол в столовой переделали, Розали Буверо, держа сына за пятку, приказала ему нащупать палкой дно подземелья. Геркул-Зигфрид Буверо запомнил это на всю жизнь. Кто-то нарисовал юную цветущую Розали со спины, тонюсенькая талия, тонюсенькие пальчики пощипывают струны арфы, сплющенная голова повернута к стене, лица не видно, размеры, как у мертвых, уменьшены в три раза. Червячки грызут ее кресло, а Селестина, однажды, неловко взмахнув метелкой, сбила лепесток деревянной розы, украшавшей спинку; это один из грехов, который она замаливает в тени огромной савойской церкви, слишком большой для ее деревушки, ожидая часа встречи в раю с двенадцатью братьями. Это Розали давным-давно ездила на ужин в Грас и это ее жениху графиня де Порт томно говорила: «Жюст, помешайте салат». Теперь в Грасе престарелые господа с бородками цвета перец-с-солью навещают по воскресеньям Луи Лароша. Луи Ларош ждал гостей; когда он надевал бархатные штаны, то ходил, слегка выворачивая ступни, и брючины шумно, как лебединые крылья, хлопали друг об друга. Он только что продал два виноградника, Су-лэ-Грас и Монивер. Виноградари не слишком преуспевают, на стекольной фабрике, строящейся в городке, можно заработать гораздо больше.

— Получается сплошная выгода, ведь смотри, совсем мало выжали литров в урожаи, до того мало, что мне самому в пору платить мерзавцу Бембе… Да ответь же, ты меня слышишь?

— Да, если так посмотреть… Если хочешь… Но так жалко Бернара.

— А что Бернар? он выгодно женится. Он из себя видный… И пусть за кроликами следит получше, за ангорами, которых я подарил. Нет… Он так не разбогатеет, как я, куда уж! А! сколько я сил положил!