Мадам Луи дернула плечом, пытаясь приподнять низкую левую грудь; проверила, крепко ли держится лорнет на бриллиантовой булавке, пригладила волосы цвета перец-с-солью. Джемс приближался, под мышкой зажата тростниковая трость с золотым набалдашником, светло-серый котелок чуть сдвинут набекрень, шведские из грубой кожи желтые перчатки украшены черными вставками на швах. Из-за того, что Джемс часто проводил рукой под подбородком и устремлял его в небо, борода образовала тупой угол с лицом. Джемс недавно получил место в совете директоров стекольной фабрики. Его жена подняла руку, чтобы поправить шиньон и показала расплывшееся под мощной мышкой пятно пота. Джемс сохранил молодцеватый вид; со спины в него даже вполне можно было влюбиться, но ровно до тех пор, пока он не поворачивал голову, и девушка не замечала лежащую на плече бороду, похожую на лишайник. Их молодость жила в мутных зеленоватых зеркалах с подсвечниками по бокам, в отражениях стеклянных дверей, далеко-далеко, за тысячу миль от сегодняшнего вечера, который они проводили вместе в теплом приветливом свете керосиновых ламп; одна была с абажуром из прозрачного фарфора и подтекала немного у фитиля, так нефть выходит на поверхность скважины, другая — с медными каннелюрами, — раз в неделю старый Луи Бембе спицей счищал с них черный налет. Мсье Луи отвергал электричество и автомобили. А его брат, недавно купивший Энтремон, это недалеко от города по правой стороне, наоборот, везде у себя пустил электричество по серой деревянной обшивке и зеленым проводам.
— Претендент на трон, — манерно произнес граф де ля Вилльфорест, голос у него был тонкий, немного высоковатый, как у всех французов, — претендент на трон допускает ошибку за ошибкой! «Эти Орлеанские! чему уж тут удивляться?»
Рука Джемса, подносившая к губам стаканчик с вермутом, дрогнула. Граф лично знаком с претендентом?
«Разумеется, — ответил тот снисходительно. — Я заметил его на церемонии в Париже, ну, не его, конечно, а королеву; такая красавица! Там присутствовала вся семья, де Брагансы, Орлеанские и прочие… Королева на выходе взглянула на Морраса из «Аксьион франсез»{46}
. И крайне взволнованный Леон Доде, сморкнувшись, сказал ему: «Моррас, вы свое заработали».Граф тоже громко высморкался, внимательно изучил содержимое носового платка, сложил его и, быстро вытерев всегда немного влажные усы и бородку, сунул в карман.
— Неправда ли? — сказал Ларош, трепеща, — королева очень добра? и проста в общении, очень…
— О! простая, да, но очень великосветская дама.
Джемс вздохнул; доведется ли ему когда-нибудь увидеть настоящую европейскую королеву, сухопарую, с плохими зубами, вместо всех этих возвращающихся в Болгарию или Сербию, стоящих в дверях вагона и рассматривающих его сквозь лорнет на цепочке из ляпис-лазури монархинь с жирными волосами, похожих на малышку Перротти, торговку рыбой; за их спинами постоянно толкутся, демонстрируя прекрасный белозубый оскал чернявые, ярко одетые мужчины. Старый маленький граф де ля Вилльфорест продолжал жаловаться на претендента, и мадам де Гозон, обладательница круглого, с какой стороны ни посмотри носа, пихнула локтем мсье де Гозона, похожего на плохо выбритую обезьянку, с золотым браслетом на запястье: «О! да, граф, — сказала она, — вы правы: эти Орлеанские…» Старая графиня де ля Вилльфорест, закутанная в шали, появилась в глубине зеркала и вскинула мертвую голову, убранную цветами.
«Розы? — сказала она. — Хотите знать средство, чтобы они дольше стояли. Я их замачиваю на сутки в тазу и потом, понятно, мне же нужен таз, — тут на губах у нее появилась отвратительная улыбка, — вынимаю и ставлю в вазу».
Роза тихо увядала, ее лепесток упал на инкрустированный деревянный столик, муравью показалось, что прогремел гром — он перебежал мощеный двор Грас и юркнул в щель под окошком. Розы, высохшие под черной металлической сеткой, розы, выкрашенные Мозетти в розовый и голубой цвета, розы, которые гладью вышивала Маргарита, жасмин у порога, розовый и зеленый дракончики и незаконченный алфавит медленно разъединяли камни дома, где праздновались крестины.
V.