Замок Корона

Королева смутилась: она не хотела признаваться, что не поняла, поэтому начала лихорадочно размышлять над тем, что бы могли значить слова старухи.

– Ветер в лицо – что ж… Это, должно быть, трудно, да? И, если вы сталкиваетесь с препятствиями, вы… вы… О! Я поняла! Если вы преодолеваете препятствия, вы учитесь. Становитесь мудрее, да? Вы это имели в виду?

Отшельница подмигнула ей. Королева ожидала чего-то большего – может быть, похвалы или одобрения. Ей не нравилось чувствовать себя дурочкой.

– Полагаю, вы думаете, что мне в лицо редко дует ветер, – обратилась она к отшельнице. – Возможно, так кажется вам или другим людям, которые смотрят со стороны, но уверяю вас – мне вполне знаком этот ветер.

На сей раз отшельница кивнула, и королева восприняла это как сигнал продолжать.

– Надо ли мне рассказать вам о ветрах моей юности? Видите ли, я же не всегда была королевой. – Безмолвная неподвижность отшельницы подтолкнула королеву продолжить, позволив ей заговорить о том, чего она никогда прежде никому не рассказывала. И стоило ей начать, как воспоминания, мысли и чувства полились из неё рекой.

Отшельница села на матрас и прислонилась спиной к стене.

Слушая королеву, она время от времени кивала в знак того, что она понимает и принимает то, о чём та рассказывает, но сама не произнесла ни слова до тех пор, пока королева, рассказывавшая о своей молодости и жизни до возвышения, не разрыдалась.

В этот момент отшельница встала и подошла к королеве.

– Ну, ну, – приговаривала она, поглаживая её по руке.

Это лёгкое прикосновение совсем размягчило королеву, которая ткнулась лицом в грубую юбку отшельницы. А когда она наконец успокоилась, отшельница сказала:

– Вот видишь? Ветер в лицо сделал тебя мудрее, чем ты думаешь.

Королева не чувствовала себя мудрой.

– Я не думаю, что… мне не кажется… сомневаюсь, что это так. Сейчас мне пора уходить. У меня есть долг, который…

– Ах, долг! – отозвалась отшельница. – Берегись, как бы не пропустить всю жизнь с этим долгом.

Королева взглянула в лицо старухи, полная благодарности ей за это присутствие и последнее наставление, которое потрясло её настолько, что королеве казалось, что оно буквально застряло у неё в сердце.

Отшельница опустила руку в карман и, достав оттуда горошину, протянула её королеве:

– Видишь это? Крохотная горошинка. Тихая невзрачная горошинка, а внутри неё заключено такое богатство! На, возьми. – Отшельница положила горошину королеве в ладонь.

Горошина? Королева смотрела на неё – такую простую и гладкую. Потом сомкнула пальцы в кулак.

– Мне есть над чем подумать, – сказала она и направилась к двери.

Выйдя из хижины, королева услышала, как дверь за ней закрылась. Перед ней простиралась грабовая аллея, а в конце её сияли высокие стены замка. Королева хотела бы остаться в туннеле. Ей не хотелось покидать прохладу и безмятежность его уединённости. Ей хотелось поразмышлять о горошине.

Глава 41 Kрестьянка с рябчиком

Первое время в перерывах между дегустированием Пия и Энцио возвращались в свою комнату или торчали на внутреннем дворе, потому что не знали, когда их позовут следующий раз. Однако они быстро освоились с пищевыми привычками короля и поняли, что, если будут находиться в пределах досягаемости, то могут чувствовать себя гораздо свободнее. Свободными!

Никогда прежде не имевшие столько досуга, Пия и Энцио увлечённо исследовали окрестности. Они бродили по потайным лестницам, облазили конюшни, умилялись козами и цыплятами, перебирали рулоны ткани в швейных мастерских, нюхали цветы, лазали по деревьям, смотрели, как раздувают горн и куют подковы кузнецы. Вверх-вниз, внутрь и вновь на улицу – дети были поистине неутомимы.

Однажды днём, пока Энцио катался на телеге с сеном, Пия вышла за ворота замка и обошла его кругом. По одну сторону от главных ворот располагались конюшни королевских стражников, внешние сады и, чуть ниже, скит отшельника. С другой стороны был туннель из деревьев. С этой частью угодий Пия была уже хорошо знакома. Обогнув стены, Пия вышла на противоположную сторону и обнаружила там длинные грядки, тянущиеся до самых внешних стен замка. Дюжина слуг занимались прополкой. Вдали тянулся ряд высоких пирамидальных тополей и кусты.

Выпорхнувший из кустов рябчик огляделся по сторонам, скользнул вдоль ближайшего куста, остановился, прислушался и распустил перья на хвосте. Затем птица быстро скрылась в зарослях.

По хорошо утоптанной тропинке Пия направилась вдоль грядок к кустам. В воздухе вокруг неё разливались мелодичные напевы слуг и посвист птиц, сновавших туда-сюда в кронах деревьев. Раздвинув ветки и перешагивая через стелющиеся по земле ветви, Пия скользнула в кусты.

Она чуть не наступила на рябчика: так совершенно он слился с ветками и листвой, посреди которых сидел, но рябчик предупредил её о своём присутствии мелким трепетом крыльев и странным пронзительным звуком: Фииить, фюиииить, фюить-ти-ти-те-тю.

– Я тебя не трону, – успокаивающе сказала Пия. – Ты здесь живёшь?