— Переходите к сути, юноша! — поторопила принцесса Верхнего Норланда. — Чего вы хотите?
— Пять минут разговора наедине с Цветком-в-Ночи, — признался Абдулла.
Все посмотрела на Цветок-в-Ночи. Она с опасным видом вскинула голову.
— Да ладно тебе, Цветок! — сказала принцесса Беатрис. — Пять минут тебя не убьют!
Цветок-в-Ночи явно считала, что могут и убить.
— Очень хорошо, — произнесла она, словно принцесса, идущая на казнь, и с еще более ледяным, чем обычно, взглядом в сторону Абдуллы спросила: — Сейчас?
— Или раньше, голубка моего желания, — он решительно поклонился.
Цветок-в-Ночи холодно кивнула и с поистине мученическим видом гордо прошагала в сторону.
— Здесь, — сказала она, когда Абдулла последовал за ней.
Он снова поклонился — еще решительнее.
— Я сказал — наедине, о сияющий как звезды предмет моих воздыханий, — заметил он.
Цветок-в-Ночи раздраженно отдернула одну из занавесок, висящих перед ней.
— Вероятно, они всё равно могут слышать, — холодно заметила она, поманив его за собой.
— Но не видеть, принцесса моей страсти, — ответил Абдулла, пробираясь за занавеску.
Он оказался в крошечной нише. До него четко донесся голос Софи:
— Это вынимающийся кирпич, который я использовала, чтобы прятать деньги. Надеюсь, им хватит места.
Чем бы помещение ни было раньше, теперь оно выглядело как гардероб принцесс. За спиной Цветка-в-Ночи, когда она скрестила руки и повернулась лицом к Абдулле, обнаружился жакет для верховой езды. Плащи, пальто и нижняя юбка с кринолином, которая явно шла под свободное красное одеяние ее совершенства из Инхико, болтались вокруг Абдуллы, когда он повернулся к Цветку-в-Ночи. Тем не менее, размышлял Абдулла, помещение было ненамного меньше или заполненнее, чем его собственная лавка в Занзибе, а она обычно обеспечивала достаточное уединение.
— Что ты хочешь сказать? — ледяным тоном спросила Цветок-в-Ночи.
— Поинтересоваться причиной этой самой холодности! — горячо произнес Абдулла. — Что я сделал, что ты едва смотришь на меня и едва разговариваешь? Разве не пришел я сюда, специально чтобы спасти тебя? Разве я — единственный из всех разочарованных возлюбленных — не бросил вызов всем опасностям, чтобы добраться до этого замка? Разве не прошел я через самые напряженные приключения, позволив твоему отцу угрожать мне, солдату обманывать меня и джинну насмехаться надо мной, с единственной целью помочь тебе? Что еще я должен был сделать? Или мне следует заключить, что ты влюбилась в Дальзеля?
— Дальзеля! — воскликнула Цветок-в-Ночи. — Теперь ты оскорбляешь меня! Теперь ты добавляешь оскорбление к обиде! Теперь я вижу: Беатрис была права, и ты действительно не любишь меня!
— Беатрис! — прогремел Абдулла. — Что она может знать о моих чувствах?
Цветок-в-Ночи слегка потупилась, хотя выглядела скорее обиженной, чем пристыженной. Воцарилась мертвая тишина. На самом деле, тишина была такой мертвой, что Абдулла понял: шестьдесят ушей всех оставшихся тридцати принцесс — нет, шестьдесят восемь ушей, если считать Софи, солдата, Джамала и его пса и предположить, что Морган спит — в общем, все эти уши в данный момент полностью сосредоточились на его разговоре с Цветком-в-Ночи.
— Разговаривайте между собой! — крикнул он.
Тишина стала неловкой. Ее нарушила пожилая принцесса:
— Самое огорчительное в нахождении среди облаков заключается в том, что здесь нет погоды, о которой можно поговорить.
Абдулла подождал, пока за этим высказыванием последует неохотное жужжание других голосов, и повернулся к Цветку-в-Ночи:
— Ну? Что сказала принцесса Беатрис?
Цветок-в-Ночи надменно вскинула голову:
— Она сказала, что портреты других мужчин и красивые речи — всё это чудесно, но она не может не заметить, что ты ни разу не предпринял ни малейшей попытки поцеловать меня.
— Какая нахалка! — воскликнул Абдулла. — Когда я впервые увидел тебя, я думал, что это сон. Я решил, ты просто растаешь.
— Но во второй раз ты выглядел вполне уверенным, что я настоящая.
— Конечно, но это было бы нечестно, поскольку, если помнишь, ты тогда ни разу в жизни не видела ни одного мужчины, кроме отца и меня.
— Беатрис, — сказала Цветок-в-Ночи, — утверждает, что мужчины, которые только и делают, что говорят красивые речи, становятся плохими мужьями.
— Тьфу на принцессу Беатрис! — воскликнул Абдулла. —
— Я думаю, — ответила Цветок-в-Ночи, — я думаю, что хочу знать, почему ты считаешь меня настолько непривлекательной, что меня не стоит целовать.
— Я НЕ считаю тебя непривлекательной! — проревел Абдулла, а потом вспомнил о шестидесяти восьми ушах за занавеской и добавил яростным шепотом: — Если хочешь знать, я… я на тот момент ни разу в жизни не целовал ни одной девушки, а ты слишком красива для меня, чтобы я мог позволить себе всё испортить!
Губы Цветка-в-Ночи тронула легкая улыбка, которую предвестила глубокая ямочка.
— А к настоящему моменту скольких девушек ты целовал?
— Ни одной! — простонал Абдулла. — Я по-прежнему полнейший дилетант!