Тоболякам стали рассказывать про явление иконы Архангела. Васька увидев лик, занес, было, щепоть ко лбу, но замер, нахмурился, приблизился к иконе, долго водил по ней носом, потом, торопливо крестясь, сказал:
— Видел я ее! То ли на Уналашке, то ли еще где…
— Все иконы по канону писаны, Васенька, — улыбнулся Баранов.
— У меня верный глаз. Эту самую видел и не так давно. Не дай Бог, на «Финиксе».
— Поклон всем от Терентия Степановича, — щебетала Ульяна. — Поздравляет всех с праздником, желает доброго здоровья и удачных промыслов… Завтра Успение.
Грех в праздник думать о житейском, но не могли веселиться ситхинские промышленные. Баранов не спал ночь, ворочался в палатке от тяжких дум, дождавшись утра, разбудил Сысоя, повел к себе. На столе из жердей и дранья лежала раскрытая карта. Правитель ткнул в нее пальцем:
— Здесь разбился «Орел», здесь выбросило сукно на мыс…
— Здесь мы нашли флягу, — указал Сысой, — а здесь урбановские алеуты.
Баранов положил на карту ладонь с растопыренными пальцами:
— Здесь найдена икона!.. Не может на такое расстояние разбросать груз с одного судна, — облегченно вздохнул. — Измаялся ночью, все думал о транспорте. Ничего, потерпим. Бывало, приходил в октябре. Мало ли что случается в пути.
После полудня, помолившись, все сели за праздничный стол. Женщины постарались, напекли и нажарили промышленных лакомств. Но русские люди глазели на лепешки из кукурузной муки. Разлили ром по чаркам, выпили без оглядки на грех — кончился пост. В России разговлялись свежениной — здесь без отвращения не могли смотреть на мясо.
Надо было говорить о высоком, но промышленные то и дело начинали спор не вынесло ли «Финикс» в Ирию, и могло ли всех скопом принять царство Беловодское. По времени пора было вернуться старому архимандриту Иосафу в епископском сане. Под его безгрешным началом многим грешникам на борту фрегата могли проститься грехи…
— А ром и водка причем? — горячась, спрашивали другие.
Спорщики чесали бороды, закатывали глаза:
— А чтоб все думали, что они утопли! Вдруг искать начнут. Выкинули часть груза по ветру и дело с концом…
Каждый по-своему доказывал свои домыслы пока не вмешался молчавший Баранов:
— Не поверю, чтобы старый Иоасаф бросил икону за борт, а Шильц — ром с водкой.
Тут стали посмеялся над собой и сами спорщики.
— Уж точно. Шильц и к воротам Судилища приволокся бы с недопитой флягой.
В середине сентября на Ситху прибыла «Екатерина» с грузом, но не с тем, которого ждали. Из трюма стали выгружать коров и телок, измученных качкой, лебедкой вытащили быка. Он долго лежал, принюхиваясь к запахам. Потом поднялся и, качаясь, как пьяный партовщик, сделал первые неверные шаги на новой земле.
«Финикс» так и не пришел на Кадьяк. Сысой со вздохом сказал Васильеву:
— Теперь уж точно зимовать будем с Филиппом!
Штурман Потаж передал Баранову несколько писем. Монахи слезно просили его вернуться в Павловскую крепость, где царит произвол штурманов, раздор приказчиков и вольность французская. Бакадоров сообщал, что не имеет сил положить конец бесчинствам чиновных и офицеров, перессорившихся между собой, поделившихся на враждующие партии, которые втягивают в скандалы работных и караульных. Наказать же зачинщиков он, Бакадоров, не может по своему чину.
— Ишь, как запели без власти?! — злорадно сверкнул глазами Баранов. — А то обзывали жестокосердым тираном. Хотели республику — получили, да еще пьяную.
Если у правителя и было желание явиться на опостылевший распрями Кадьяк, то он не мог себе этого позволить: Ситха требовала его постоянного присутствия, тонкой дипломатии с сильным, коварным и хорошо вооруженным хозяином земли. Баранов почти убедил тойонов идти в подданство России. Уже заготовлена была гербовая бумага об уступке части острова Российскоамериканской компании. Подстрекаемые сородичами, кичившимися своей вольностью, ситхинцы стали строить крепость рядом с Михайловским фортом.
Зная индейскую страсть к соперничеству, отговаривать их от этого было бессмысленно: можно только направлять.
Не выходя из палатки, Баранов три дня строчил письма и указы во все концы Заморской Руси. Кускову предписал идти на Кадьяк и навести там порядок. Если ко времени возвращения партий транспорт не придет, Поторочину и Баламутову приказывал подобрать надежных людей, сколько сами считают нужным, идти на Уналашку байдарами. Бакадорову предписывалось снарядить лисьи и песцовые партии к зимним промыслам.
Остальным, как обычно, готовиться к зиме.
Один из матросов с «Екатерины» рассказывал, что в еще августе на пути к Кадьяку видел «Финикс». Между делом Потаж передал об этом Баранову и от себя прибавил:
— Говорит, будто на штурвале стоял архимандрит… На «Финиксе» рулем правят два здоровых молодца… А тут старик — прямо Самсон в рясе…
Баранов позвал матроса-креола, обиженного на всю команду за насмешки, сумел разговорить его и дотошно выспросил все мелочи.