Вскоре вернулись посланные рыбачить с хорошим уловом и стали благодарить гостей, что те заставили их ловить рыбу.
Вопреки предсказаниям, погода не портилась. Русские промышленные отправились в Килюдинский залив, переночевали там и пошли дальше к местам, где, по намекам старого шамана, жил охотник на китов. По пути они несколько раз пытались подкрасться к киту, но ближе, чем на сотню шагов, подплыть к нему не могли. Стреляли пулей, метя в голову, кит нырял, уходил далеко, и непонятно было — ранен ли он настолько, чтобы умереть.
Возле острова Салтхидака наступила тихая и солнечная погода.
— Вот сюда мы и пришли на двух галиотах третьего августа 1784 года, — оглядываясь на остров, заговорил Сапожников. — Из Охотска выходили на трех, но возле Камчатки в тумане «Святой Михаил» пропал. Гришка Шелихов с женой и детьми был на «Трех Святителях» под началом Бочарова, я — на «Святом Симеоне и Анне Пророчице» под началом Герасима Измайлова… Туда вон, за остров, прошли буксиром в гавань и встали на якоря. Вокруг были одни птицы, даже на берегу не нашли человечьих следов.
На другой день стали промышлять малыми партиями, разошлись во все стороны, и только одна байдара вернулась к вечеру с местным жителем. На галиоте было полтора десятка уналашкинских алеутов, которые кадьяков иначе, чем «враг», не называли. Они вызвались плыть с нами, чтобы воевать с ними. Говорили о «враге» презрительно, что кадьяки — вечные зачинщики ссор, без чести, что храбры только на словах, хвастливы и крикливы, как вороны на падали…
Григорий Шелихов расспросил кадьяка о чем хотел, одарил их бисером и отпустил на волю.
Пятого августа к рейду прибыли на каяках трое местных жителей, раскрашенных красными и черными полосами, без страха поднялись на палубу «Трех Святителей», плясали в честь встречи. Передовщики Шелихов и Сомойлов одарили их, говорили о дружбе и приязни. И вдруг во втором часу пополудни солнце сделалось красным, как перед бурей и стало гаснуть.
Кадьяки побросали подарки за борт, кинулись к лодкам и уплыли к берегу. — … Вон тот остров видите? — спросил Филипп, указывая веслом на скалу с плоской вершиной, торчащую из воды на пять-семь саженей. — Там собралось их как муравьев. Наши через толмача просили у них заложников, но они подплыли на каяках и давай кричать, чтобы мы убирались навсегда. А двенадцатого августа в полночь напали на галиоты. Вахта не дремала.
Ружейными залпами их отогнали. У нас никто не был даже ранен в стычке, только борта галиотов утыканы стрелами. Вскоре прибыл на судно перебежчик-алеут, бывший у кадьяков калгой-рабом. Сородичи его не признали, презирая, что живым дался в плен. Он остался у нас и сказал, что засевших на камне около четырехсот человек и они ждут подмоги от других селений.
Галиоты подошли к острову и стали палить из пушек. Утром мы высадились на него и нашли только пятерых раненых. Ни одного покойника не было. После узнали, что убитых осажденные побросали в море. Наши промышленные высадились на мысу. Кадьяки собрались силами и опять напали. Мы отбились и взяли в плен сто человек. Доброй волей вернулся тот самый кадьяк, которого привезли на галиот первым, сказал, что сородичи во всем винят его и всюду гонят. Он так и остался среди нас, жил долго, без измены. И еще сказал, что кадьяки считают русских людей чертями, явившимися из моря, будто мы умеем превращаться в огненные стрелы.
Гришка Шелихов все это на ус намотал, хоть и брился каждую неделю, стал пускать всякие слухи… Велел высверлить в камне дыру, набил ее порохом, вставил ружейный замок, от него протянул веревку, наговорил пленным небылиц и взорвал камень на их глазах. Потом отобрал сорок здоровых мужиков, два десятка детей — в заложники, остальных отпустил с подарками.
Пленным дали сети и заставили ловить рыбу.
Как раз здесь все и было! — Указал на берег Сапожников.
— Царствие небесное, конечно! — перекрестился желчный Антипин, оторвав руку от весла. — Бог все видит! Только никак не пойму, отчего все талдычат: Шелихов да Шелихов… Мухоплев, Зайков, Деларов — задолго до него были даже в Чугацкой губе, Бочаров с Измайловым ходили к тем местам, где пропали чириковские шлюпки!? А вот ведь, молебен по Шелихову служили, даже Баранов его хвалил…
Сапожников, сидевший впереди, обернулся к нему с насмешливыми лицом.
— И Мухоплев, и Зайков с Деларовым из Чугацкой губы еле ноги унесли, все, кто до нас к Кадьяку приставали, уходили ни с чем, силой переломить кадьяков не могли. А Гришка всем показал, как надо с ними ладить.