Заморская Русь

Прохор, не протестуя, что его топор отобран, направился к своему балагану. Индеец, неумело покидав топоры, догнал его и стал просить, чтобы он покамлал. Катерина объяснила, что приручить топор к хозяину может только длиннобородый, оставшийся у Толстого тойона. Молодой индеец предложил сбегать туда. Переговорив с друзьями, Прохор нацарапал на топорище: «Через три ночи — на капище». Лупоглазый, на ночь глядя, убежал к промышлявшим оленей, вернулся под утро, бесцеремонно залез в балаган, разбудив отдыхавших. Прохор, позевывая, вылез из-под полога, раздул очаг.

При свете огня осмотрел топорище. На нем было нацарапано: «Буду» и буква «Л»

Лупоглазый индеец без тени усталости в лице что-то лопотал, указывая на топор, Катерина, откинув одеяло, сказала, зевая:

— Лукин ему сказал, что по возвращению ты еще сам должен пошаманить!

Прохор соскоблил с топорища знаки:

— Скажи, что надо дождаться дня!

Катерина полопотала и снова укрылась одеялом. Прилег к колошке и Прохор. Индеец не ушел, стал ждать рассвета возле очага. Едва погасли звезды, начал будить гостя, но наткнулся на девку. Дочь тойона подцепила его пальцами за ноздри и пару раз ударила лбом о стойку. Катерина проснулась и стала раздувать очаг.

Четверо промышленных, две выкупленные женщины и шесть проводников почетной охраны ушли с восходом солнца. Григорий отдал приглянувшейся колошке свой кисет, прощаясь, пошлепал ее по спине. Индеанка глядела не него с независимым видом, задрав нос, как это принято у ее народа, но в больших коровьих глазах тлела скрываемая печаль. Егоров и Баженов были оставлены тойоном в аманаты, отчего бывший лебедевский стрелок долго чертыхался — как ни хитри, а встреча с бывшей женкой откладывалась.

Прохор пошел следом за друзьями, Баженов остался в селении. У оврага промышленные отрыли один из тайников, забрали четыре ружья и порох, чем опечалили сопровождавших их индейцев. Другой тайник, с тремя ружьями, с припасом и флягой водки, трогать не стали. Кусков прошептал Прохору:

— Придется вам на себе тащить. Будет не по силам — бросьте.

Они расстались возле капища. Прохор пошлялся среди скал. За ним никто не следил и он вернулся в селение к закату. Дочь тойона уже наварила мяса и терпеливо ждала его.

На другой день он бездельничал, ел впрок и учил Лупоглазого метать топор. Вечером подсыпал в еду девке, данного Лукиным снадобья. Вдвоем с Баженовым они проверили оружие и стали ждать полуночи. Речку перебрели без шума и осторожно пошли выверенным путем в гору. Холодный осенний ветер продувал одежду. Прислушиваясь, нет ли звуков погони, беглецы долго кружили по склону и не могли в темноте найти овраг. На пути попадались какие-то ямы, камни. Стали меркнуть звезды. При свете луны видна была седловина перевала, не то бы заблудились. Прохор уже решил бросить тайник, но споткнулся о метку возле тропы. «Где же нас носило?» — подумал с удивлением. Промышленные быстро откопали ружья и флягу, бряцая ими, полезли в гору. К капищу выбрались на рассвете, стараясь не оставлять следов, покружили среди скал. Лукина не было. Прохор в отчаянии хотел уже свистнуть, но на его затылок бесшумно легла цепкая рука. Он скосил глаза к земле и с облегчением увидел сапоги.

— Пропадешь! — прошептал на ухо Терентий. — Нет в тебе осторожности.

— Что же не помог, коли все видел? — прошептал Прохор, скидывая оттянувшие плечи ружья. — Я ими печенку отбил.

— Нельзя было! — ответил Лукин. — Выдернул из-под ног пучок сухой травы и вытер клинок ножа, подаренного Барановым. Только тут Прохор и заметил, что руки его в крови.

— Ранен? — спросил.

Лукин повел глазами в сторону:

— Пришлось грех на душу взять! Вас едва не убили, а ты и не заметил.

За камнями, обрызганными кровью, лежал индеец лицом вниз. Прохор поднял теплую голову и узнал одного из проводников, ходивших к Толстому.

— Вот кто за нами следил?! — сказал удивленно Баженов.

— Чего же он в овраге не напал?

— Подумал еще есть тайник. Так, наверное! — пробормотал Лукин и спросил: — Водку забрал?.. Дай сюда! — положил флягу возле убитого, подхватил ружье и зашагал к югу. — Часа через два-три из селения пошлют десяток воинов, — приглушенно говорил на ходу. — Те найдут водку, напьются.

После полудня за нами пойдут все мужчины селения и завтра к утру догонят.

Трое шли на полдень. Так как Лукин не слишком понижал голос, Прохор громко спросил:

— А как твои?

— Спят. К вечеру отойдут, завтра с тяжелой головой начнут погоню. Им нас не догнать.

Прохор то и дело вырывался вперед, оглядывался, поджидая Лукина и тяжело идущего Баженова.

— Поскорей бы! — поторапливал.

— Старый я! — ворчал Лукин, все так же неспешно передвигая ноги.

К вечеру Прохор с Баженовым едва тащились от усталости, а он все так же вышагивал, не думая об отдыхе. Наконец, присели у ручья. Егоров с Баженовым стали набивать трубки. Лукин, с презрением глядя на них, лег на бок, поковырял ножом в земле, надергал съедобных корешков, ополоснул и стал жевать.

— Погоня близка! — сказал. — Придется по воде уходить.

— Птицы они, что ли? — простонал Прохор.

— Хорошие ходоки, не нам чета!