Заморская Русь

Уже ни о чем не спрашивая, Егоров и Баженов вошли за ним в холодную воду ручья. Когда Лукин вылез на берег, Прохор не чувствовал ног. Следом выполз Баженов, упал на иссохшую траву, стянул раскисшие бродни. Лукин тоже разулся, обнажив ступни со вздувшимися жилами.

— Откуда в тебе столько силы? — прохрипел Прохор.

— Если бы, как вы, все силой брал, к полудню бы издох! С молитвой надо.

Бог сил даст, если дело правое… Да вот ведь, ума выпросить забыл, — проворчал Лукин. — Залезли в плохое место. Не дай Бог, след оставили — запрут здесь. Стемнеет — через гору полезем.

Он стал резать ножом траву на постель. Трое легли рядом, укрывшись одеждой и ветками. Помолчав, Лукин пробормотал:

— Завтра без крови не обойтись. Не яритесь. Коли нельзя иначе — раньте, а убийства старайтесь не делать. Их правда, не наша!

— Какая правда — ворованное покупать? — огрызнулся Прохор.

— У них свои обычаи, не нам их менять… Обещали расплатиться, договорились, а сами уходим, как воры.

Спорить не было сил. Беглецы лежали, закрыв глаза, но так и не смогли уснуть. Тело бил озноб, ноги то и дело сводило. Взошла луна. Лукин перестал свистеть носом, взглянул на небо, зевнул, крестя рот.

— Пора!

Подъем на гору среди ночи осилили. Спускались по очереди, связав кушаки, удерживая друг друга. Вдруг Баженов вскрикнул и выругался, растирая ногу, попробовал встать, снова вскрикнул. Лукин ощупал его ступню, вправил сустав, сел:

— Вот и все! Теперь на одного Бога надежда!

— Бросьте меня! — простонал Баженов. — Не погибать же из-за одного?!

— Грех товарища бросать! — тихо, но твердо сказал Лукин.

И вспомнилось Сысою, как завидев бобриху со щенком, алеуты и кадьяки считают их добытыми. Ловят щенка, подолгу не умеющего быть под водой, заставляют его пищать, и мать плывет к добытчику. Но бывает, если у бобрихи два щенка, одного бросает, чтобы спасти другого. «Прав ли Лукин?» — подумал и сказал:

— Влипли, что бобриха со щенятами!

Баженов выхватил пистолет, скрипнул курком и приставил дуло себе к уху:

— Ей богу, доведете до греха… Вот вам крест!

Лукин помолчал, шевеля бородой, поднялся:

— Твоя взяла! На все Божья воля!

К затухавшему костру они прокрались незадолго до рассвета. Лукин отыскал сушину с выгнившей сердцевиной, вычистил труху, насыпал туда полтора фунта пороха, запыжевал мхом и сухой травой. Затем, оставив Прохора при заряженных ружьях, подполз к тлевшему костру и положил «бомбу» в кучу хвороста, вернулся, подхватил пару ружей. Ступая осторожно, они продолжили путь к югу. Уже видны стали очертания деревьев. Лукин сказал приглушенным голосом:

— Десятка полтора их там, не больше. Если не соединятся с соседним жилом — управимся.

— Проводники говорили, у них вражда?! — напомнил Прохор.

— Вчера была вражда, сегодня могут помириться! — пробурчал Лукин и в этот миг прогрохотал взрыв, по ложбине заметалось эхо.

— Ну, вот, — перекрестился промышленный, — с час можем идти не оглядываясь.

Преследователей не было видно до полудня. Тропа поднималась в гору, к месту ночлега, где промышленные встретили двух диких. Лукин то и дело останавливался, глядел назад и прислушивался. По каким-то своим приметам он решил, что преследователи получили подмогу от враждебного селения. Уже виднелась седловина последнего перевала, за ним был спуск к реке, к друзьям и байдаре, но внизу показались до полусотни преследователей. Лукин с досадой взглянул на Прохора, обстучал прикладом пень в рост человека.

— Шапка у тебя приметная. Давай оставим?!

— А я как? — удивился Прохор и посмеялся: — Плохая примета терять, но голова дороже!

Лукин оторвал рукав с рубахи, насыпал в него пороху, воткнул туда ствол пистолета с бечевой, привязанной от курка к шапке, уложил все в дупло.

Беглецы были в полуверсте, когда к пню подошли двое и стали разглядывать следы. К ним подтянулись другие. Кто-то указал на макушку знакомой шапки и острием копья ткнул ее. Вдруг пень превратился в сизое облако. Грохот взрыва через несколько мгновений догнал беглецов. Прохор хохотнул, высунувшись из-за камня: оглушенные преследователи ползали по поляне, подбирая оружие.

— Нашел над чем смеяться? — проворчал Лукин. — Вдруг и покалечило кого!.. Уходить надо!

Еще бы три-четыре часа, и они поднялись на седло. Но преследователи бежали трусцой и уже приближались на расстояние выстрела. Тяжело дыша, Лукин опустился на землю.

— Все! — прохрипел. — Отойди на выстрел. Укроешься. Как я побегу к тебе, начинай стрелять. Да старайся не убивать!

Прохор не пробежал и половины намеченного пути, за спиной раздался выстрел фузеи. В ответ полетели стрелы и загрохотали выстрелы индейцев.

Лукин, волоча за собой ружье, бежал от камня к камню. Прохор выстрелил, потом еще. Лукин перезарядился.

Стрельба только раззадорила диких. Толпа завыла. У иных кровь хлестала из ран, но они делали вид, что не замечают ее, другие, вымазав кровью тело, шли в полный рост, не страшась выстрелов.

— Не отстреляться! — вздохнул Прохор и взглянул на солнце, покатившееся к закату. — И не уйти!