Замуж за барристера

— Совсем как я десять лет назад, — улыбнулась Черити, и Элизабет порадовалась проступившему на ее щеках румянцу. — И все ваши признания мне до боли понятны. И я могу лишь благодарить бога, что он послал вам мужчину, которого вы заслуживаете и который заслуживает вас, потому что я искренне опасалась, что, сравнивая потенциальных женихов с отцом, вы никогда не найдете достойного: уж слишком высокую планку Томас задал. Быть может, я тороплюсь, но пообещайте, что зададите мне любые вопросы, которые будут волновать вас перед свадьбой. Пусть мой опыт ограничивается всего лишь тремя месяцами, однако я постараюсь объяснить вам все волнующие невинную девушку моменты, как, несомненно, сделала бы это ваша мама, чтобы супружеская жизнь не испугала вас и не показалась менее сладкой, чем нынешние отношения.

Элизабет бросила на Черити смущенный взгляд. У той тоже пылало лицо, однако на нем была написана такая решительность, что Элизабет не сомневалась в выполнении мачехой своего обещания. Она догадывалась, конечно, что эта самая супружеская жизнь отнюдь не ограничивается поцелуями, и порой испытывала в крепких объятиях Энтони непонятное томление, но что оно означало и было ли чем-то постыдным, не знала. Стоило ли спрашивать об этом у Черити сейчас? Даже если Элизабет не получит полного ответа, то хотя бы отвлечет ее от надвигающегося приема и позволит перед ним свободно вздохнуть.

Или такие вещи были все-таки слишком личными, чтобы делиться ими даже со столь близким человеком, как Черити? А вдруг она сочтет падчерицу распущенной и осудит, как полагается строгими правилами поведения? Все-таки Элизабет ни разу не видела отца и мачеху, обменивающимися даже самыми легкими поцелуями. А то, как целовал Элизабет Энтони, «легким» назвать было никак нельзя.

«Разрешаю вам наедине со мной вспоминать о своих итальянских корнях», — авантюрно предложила она и ни разу не пожалела о своем позволении. И, пожалуй, все же в их с Энтони страсти не было места третьему, даже если этот третий желал им исключительно добра. Когда придет время, Элизабет придет к Черити за ответами. А пока справится и сама.

Она сердечно поблагодарила мачеху за отзывчивость и, желая сменить тему разговора, поинтересовалась, не видела ли Черити где-нибудь ее бальную книжку.

— Никак не могу ее найти, — посетовала Элизабет. — Как в воду канула.

Пропажу она обнаружила еще вчера, когда, вопреки договоренности с Энтони, не сумела записать его имя напротив самых длинных танцев. Отсутствие книжки, конечно, ничего не меняло в желании и возможностях Элизабет отдать вальс и мазурку любимому, однако почему-то тревожило. Никогда еще с ней не случалось подобной неприятности, и Элизабет очень не хотела видеть в этом какое-нибудь предостережение.

— Нужно спросить у горничных, — посоветовала Черити. — Наверняка они в суматохе куда-нибудь переложили или даже случайно унесли с собой. Я в последние дни чего уже только не потеряла, а находила потом в самых неожиданных местах. Уверена, все это просто недоразумение.

Элизабет кивнула, не став говорить о том, что уже беседовала со служанками: в конце концов, Черити не имела к этому совсем никакого отношения. Перекинувшись с ней еще несколькими фразами и убедившись, что Черити заметно полегчало, Элизабет позволила себе отлучиться, чтобы дать распоряжение о заблаговременном предупреждении хозяев о приезде гостей. Внизу она застала расстроенную Эмили. На то, чтобы выяснить причину ее печалей, Элизабет понадобилось никак не меньше четверти часа. Эмили увиливала от ответа, ссылаясь то на усталость, то на неудобное платье, пока наконец под угрозой быть отправленной в постель не буркнула:

— Джозеф не придет!

Элизабет поняла это в том момент, когда Энтони вошел в двери Ноблхоса один. Эмили, очевидно, сохраняла надежду до последнего.

— Ты же сама понимаешь, что ему трудно танцевать с таким увечьем… — начала было объяснять Элизабет, но Эмили только сердито взмахнула руками и бросилась к лестнице.

— Кому нужны ваши танцы! — бросила на ходу она, оставив озадаченную Элизабет в одиночестве. Впрочем, ненадолго: едва она успела натянуть длинные белые перчатки, как за дверями раздалось короткое ржание, и это стало сигналом для начала праздника.

Покинувший кабинет Томас Уивер легко, как мальчишка, взбежал по парадной лестнице на второй этаж, чтобы предложить руку вновь посвежевшей жене. Следом за ними, с явно натянутой улыбкой, спустилась и Эмили: даже из-за своей обиды подводить отца она не хотела. Элизабет постаралась поддержать ее ободрительным взглядом, потом отошла к Энтони. Они обменялись быстрым рукопожатием, прежде чем двери открылись и на пороге появилась чета Харви.

Пожалуй, это можно было считать добрым предзнаменованием, потому как никого из гостей Уиверы не встречали бы с большей радостью, чем эту пару. После обоюдных приветствий в отсутствие других приглашенных завязалась самая теплая беседа, прерванная уже спустя лишь двадцать минут приездом графа Артмута и его жены.