Замуж за барристера

С тех пор Энтони вроде бы вдолбил себе, что перчатки должны быть второй кожей, да и отвратительная лондонская погода способствовала своевременным воспоминаниям о них. В отличие от Сомерсета, где он позволил себе расслабиться, а когда ощутил тепло ладони Элизабет в своей руке, и вовсе не имел сил ставить между ними преграду.

Но на бал мужчинам полагалась являться в белых перчатках, иначе о танцах можно было забыть, в лучшем случае довольствуясь полуночным ужином, а в худшем — будучи попрошенным покинуть респектабельное общество, не терпящее подобных вольностей. А это было все-таки последним, чего бы Энтони желал.

— Спасибо за напоминание, — усмехнулся он, натягивая заранее приготовленные перчатки. — Скажу Эмили, что ты занят важным расследованием и не можешь тратить время на всяческие развлечения. Пусть обижается на меня, не брезгующего балами, в то время как другие вынуждены трудиться на мое благо.

— Так она тебе и поверит! — хмыкнул Джозеф. — Особенно теперь, когда ты за целый месяц после суда над Мортоном не взял ни одного дела. Я-то тебя понимаю: девица взаимностью ответила, поместье требуется к свадьбе подготовить — но вот потенциальные клиенты могут и не быть столь же милосердны. Пару раз отказ от зазнавшегося барристера получат — и найдут себе другого, посговорчивее. А ты с чем останешься? Пока еще Кловерхилл начнет какой-то доход приносить, можно будет и с голоду подохнуть. Деньги-то на твоих свежевысаженных кустах не вырастут, а мистер Уивер, несмотря на всю свою благодарность спасителю, может и отречься от обнищавшего зятя.

Энтони покачал головой, но не осуждающе, а признавая правоту младшего товарища. Деньги из-за ремонта текли сквозь пальцы, и, хоть Энтони не сомневался, что ему достанет их и на возрождение Кловерхилла, и на свадьбу, все же он предпочел бы иметь более или менее стабильный доход прямо сейчас. Но взять новое дело означало еще сильнее сократить время, проводимое с Элизабет, и вряд ли она могла бы оценить подобное намерение. Даже если доверить Джозефу всю подготовительную работу, поездка на суд в Лондон займет никак не меньше недели. Если только…

— Вот что, — предложил Энтони, — раз уж ты не знаешь, куда приложить свою неуемную энергию, подыщи-ка мне клиента где-нибудь поближе к Сомерсету. Желательно с не самым громким именем, но с чистой и благодарной душой для взаимовыгодного сотрудничества. Все расходы за мой счет.

У Джозефа загорелись глаза: очевидно, он тоже соскучился по настоящему делу. Однако следом он прищурился и качнул головой в сторону Ноблхоса.

— А за Ходжем кто следить будет? — поморщился он. — Гонки Национальной Охоты* на носу: новые заезды, новое жульничество. Должен же он когда-нибудь слабину дать и улики оставить! Или ты сам за ним по пятам следовать собираешься? Так должен сказать, он тебя в любом гриме узнает: ему есть, за что с тобой расплачиваться.

Ходж в последние недели являл собой пример образцового британского джентльмена, избавив Энтони от своих острот, а дядю и его семью — от стыда за подобного родственника, однако вряд ли стоило надеяться, что эта маска искренна и что отныне можно не опасаться его злодеяний. Скорее, напротив, и у Энтони складывалось четкое ощущение, что Ходж что-то замышляет. И добро, если его удар будет направлен на него, а не против мистера Уивера, которому будущий зять обещал защиту, а на деле ограничился лишь невразумительным разговором со злоумышленником и не имеющими под собой почвы угрозами. Не приведи господь пропустить его выпад из-за собственной одержимости Элизабет и неспособности отдаться с головой не терпящему отлагательств делу, а не слишком сладкому восторгу ее отзывчивости. Кажется, пятнадцать лет уверенности в невозможности такого чуда сыграли с Энтони злую шутку. Он знал, как бороться с невзгодами, как отстаивать собственное место под солнцем, как карабкаться на вершину, преодолевая порой совершенно немыслимые препятствия. Но понятия не имел, что делать со всем тем счастьем, что дарила ему Элизабет, ощущая только, что без него уже не сможет, и до смерти боясь спугнуть его каким-нибудь неловким поступком или резким словом.

О том, какую опасность для него представлял Ходж, Энтони предпочитал не думать. Элизабет разъяснила свое отношение к кузену, и Энтони хотел в это верить. Иначе рисковал попросту сойти с ума от не отступающей ревности. С любым другим Энтони имел бы равные шансы на завоевание Элизабет, но живущий с ней в одном доме Ходж не давал покоя, и Энтони прилагал все силы, чтобы поскорее закончить ремонт Кловерхилла и забрать наконец любимую от этого дьявола, не чурающегося никаких методов.

— Боюсь, он теперь и твою белобрысую голову будет видеть за несколько миль, — повел плечами Энтони, — раз уж я объявил, что мы за ним следим. Впрочем, у меня есть другая идея. А давай-ка понаблюдаем не за ним, а за его невестой: что-то мне подсказывает, что эта таинственная особа, которую за три года никто из Уиверов не видел, имеет к жульничеству на скачках самое непосредственное отношение.