Замуж за барристера

Явиться на подобное мероприятие в неподобающем виде значило не только ославить себя, но и оскорбить семью Уиверов, мнение о коих гости будут составлять и по выбранному Элизабет жениху, и Энтони уже отлично представлял себе эти оценивающие взгляды, перешептывания, написанное на лицах сомнение, а то и осуждение. Последней победой над Мортоном Энтони, конечно, восстановил репутацию добропорядочного англичанина, однако далеко не все другие добропорядочные англичане придерживались мнения мистера Уивера о правильности приговора: большинство, к сожалению, консервативно считало, что у рабочих не должно быть никаких прав и что их можно использовать вместо скота. Так что, избавившись от одной проблемы, Энтони немедля нажил себе другую и мог лишь надеяться, что приглашенные мистером Уивером знакомые хотя бы из уважения к нему не станут поднимать столь скользкий вопрос на торжественном вечере.

Что, однако, не снимало с Энтони необходимости явить себя на празднике безупречным и бесспорно достойным Элизабет джентльменом. А это было настолько же сложной задачей, насколько и сохранение спокойствия и безучастности рядом с любимой. И четыре последние ошеломительно счастливые недели Энтони ничего в этом отношении не изменили. Он по-прежнему терял рассудительность и самообладание, стоило Лиз приблизиться на расстояние вытянутой руки, когда в голове оставалась лишь мысль о том, что он уже может дотронуться до нее, и острая потребность немедленно осуществить это желание. Как он собирался танцевать с ней, понимая, что за этой задорной забавой ничего не последует? Как расцепит пальцы, выпуская Элизабет, чтобы позволить ей встать в пару с другим? Даже зная, что это ничего не значит и что этикетом положено менять партнера после каждого танца, — проще было смириться с исключением из юридической палаты, чем с необходимостью доверить своего ангела кому-то еще.

Ему отчаянно не хватало тех часов, что он имел возможность проводить с Элизабет: как объяснишь переполненному любовью сердцу, что у его владельца есть и другие обязанности и что он не имеет права отворачиваться от них, если рассчитывает однажды назвать Элизабет своей женой? Энтони затеял в Кловерхилле грандиозный ремонт, не жалея средств и желая только сделать его достойным жилищем для своей избранницы, и всюду требовалось его присутствие. Сколь бы ни был опытен нанятый управляющий, а последнее слово все же оставалось за хозяином, да и Энтони слишком привык полагаться на себя, чтобы теперь полностью поручить столь ответственное дело кому-то другому. Днями напролет в Кловерхилле стучали молотки, скрипели рубанки, жужжали буравы, и Энтони даже не мыслил пригласить в такой хаос любимую и ее семью.

Позволить себе надоедать ежедневными визитами в Ноблхос даже на правах жениха мисс Уивер он тоже не мог, а потому был вынужден довольствоваться утренними встречами и прогулками с ней — почти такими же, как раньше, но все же теперь совсем другими. Столько в них было нежности, радости, многозначительных намеков и прямых обещаний, что Энтони возвращался домой, витая в облаках и безмерно забавляя своим видом вездесущего Джозефа. Тот, кажется, ставил себе в заслугу нынешнее блаженство старшего товарища и потому позволял себе отечески снисходительное отношение к нему, нередко выражавшееся в довольно-таки едких шутках. Вот как сейчас.

— Понимаю и сочувствую, — отозвался Джозеф. — Сам никогда не любил это дело и даже рад, что наконец-то у меня появился весомый повод отлынивать от танцев. С одной ногой особо не попрыгаешь.

— A Эмили расстроится из-за твоего отсутствия, — заметил Энтони. — Мне кажется, она очень рассчитывала завлечь тебя хотя бы на короткую польку.

— Не расстроится! — буркнул Джозеф, с читаемым чувством раздражения буравя левый сапог взглядом. — Ей все равно не положено с кавалерами танцевать, покуда старшая сестра замуж не вышла.

— Тем более, — сделал еще одну попытку Энтони, хотя и знал, что ничего дельного из нее не получится. — Вдвоем и скучать веселее.

— Сам, главное, не заскучай! — тем же тоном огрызнулся Джозеф. — А то, я смотрю, ты без перчаток в путь собрался? Будешь весь вечер старческие кресла протирать да на невесту издали облизываться.

Энтони спохватился: вот она, плебейская привычка к голым рукам, от которой он так и не сумел избавиться. Уж сколько раз она его подводила, когда Энтони просто забывал надевать перчатки перед важными событиями. Когда первый раз в суде выступал, всю первую часть процесса руки под трибуной прятал, а в перерыве первым делом помощника в лавку галантерейщика послал. Добро, тот успел обернуться, иначе и речь Энтони пришлось бы произносить сидя, и одному богу известно, произвела бы она тогда на присяжных должное впечатление или сломала карьеру молодого барристера.