— Она же в Бате живет, — задумчиво уточнил Джозеф, тут же принявшись мысленно что-то прикидывать. — Вот там-то я тебе клиента и подберу. Убью одним камнем двух птиц.
— Дерзай! — улыбнулся Энтони и, выдохнув, словно перед оглашением приговора, покинул Кловерхилл. Вечер на улице стоял чудесный, что было редкостью для конца октября, и Энтони с удовольствием прогулялся бы до Ноблхоса пешком, но явиться подобным образом на званый ужин было верхом неприличия, и Энтони воспользовался экипажем, любезно предоставленным ему Томасом Уивером. Он понимал, что, предполагая провести остаток жизни в Кроукомбе, должен озаботиться покупкой собственного экипажа, но руки до этого покуда не доходили, а потому, подмяв в очередной раз гордость, Энтони принял руку помощи будущего тестя в надежде лишь на то, что тот не посмеивается таким образом над его неприспособленностью к сельской жизни и не ищет поводы однажды снова отказать ему в своей милости.
Все-таки полгода до свадьбы оказались мучительно тяжелы.
Начало торжества традиционно было назначено на девять вечера. Энтони приехал за полчаса до оговоренного срока, в очередной раз нарушив правила этикета, ибо согласно им гостям полагалось прибывать с заметным опозданием, а хозяевам — готовиться к встрече с самого утра. Статус же Энтони на данном мероприятии был настолько не определен, что он предпочел послушаться голоса сердца, гнавшего его вперед, а не разума, уверяющего, что до поры до времени он будет у Уиверов лишним.
И оказался вознагражден, будучи встречен Элизабет уже в холле. Она поспешила ему навстречу, протягивая обе руки и глядя с уже привычным теплом.
— Ах, Энтони, я заждалась вас! — вместо приветствия выдохнула она, и он с тем же чувством поцеловал сначала одну ее руку, потом другую, и сжал их в своих руках.
— Вы совершенно волшебны, Элизабет! — вдохновленный ее радостью, улыбнулся он. — Я проклинаю каждую минуту вдали от вас и надеюсь только, что вечер позволит мне наверстать то время, что я был вынужден вас не видеть!
Без перчаток, с живыми цветами в убранных волосах, в светлом платье с золотистым подолом и ажурной верхней юбкой в тон, с открытыми плечами и строгим пояском на тонкой талии, с легкими кокетливыми оборками на круглой горловине — она снова казалась ему, подобно королеве, совершенно недоступной и в то же время слишком желанной, чтобы в очередной раз поддаться собственным страхам. До сих пор не верилось, что Элизабет теперь принадлежала ему. И что у них все было так хорошо, как даже в самых смелых мечтах не представлялось.
Энтони всегда знал, что Лиз создана для него и что только с ней он сумеет испытать настоящее счастье. Не ошибся. Но по всему выходило, что и он для Элизабет оказался тем единственным, кого она смогла полюбить и с кем ей было по- настоящему хорошо. А Энтони не имел сил и дальше сомневаться. Эти сияющие глаза, смотрящие на него с нескрываемой нежностью, эти восхитительные улыбки, даримые ему одному, эти невыносимо чувственные поцелуи, на которые редкий жених мог бы рассчитывать и которые обещали столь многое после свадьбы, что Энтони запрещал себе об этом думать и все равно раз за разом ловил себя на мыслях столь же бесстыжих, сколь и естественных, и, изредка сдаваясь их упорству, ощущал себя баловнем судьбы.
— Я была бы счастлива пообещать вам это, — вздохнула Элизабет. — Но, боюсь, сегодняшний праздник не позволит нам ни одного лишнего мгновения для уединения.
Она провела его в гостиную, где заканчивались последние приготовления к приему. Музыканты настраивали инструменты; слуги наносили последние штрихи, где-то добавляя света, где-то поправляя украшавшие зал цветы; миссис Уивер вместе с Эмили, уже причесанные и нарядно одетые, руководили всей этой суматохой, и, если сестре Элизабет сей процесс доставлял явное удовольствие, то миссис Уивер выглядела несколько бледной и усталой.
— Первый званый ужин Черити в качестве хозяйки Ноблхоса, — шепнула Элизабет, когда Энтони обратил на это ее внимание. — Она с утра сама не своя. Сколько папа ни пытался уговорить ее отдохнуть, уверяя, что бальный распорядитель отлично со всем справится, Черити так и не прислушалась. Боится подвести мужа перед лицом его знакомых.
— Как я ее понимаю! — не удержался от усмешки Энтони, и Элизабет посмотрела на него с удивлением. Как бы ни решила, что он не умеет танцевать.
— Папа предупредил Эшли, что поссорится с ним, если он попытается хоть как-то дискредитировать вас в глазах общественности, — негромко проговорила она, стирая улыбку с лица Энтони. — Впрочем, уверена, Эшли и сам понимает, что не все семейные тайны стоит знать чужим людям, и не захочет устраивать скандал.
Как раз в этом Энтони вовсе не был столь же уверен. Но это не должно было волновать Лиз.
— Меня не заденешь подобными разоблачениями, — сухо сказал он. — Главное — чтобы ему хватило благородства пожалеть своих родных и не ставить в неловкое положение вас, Элизабет.