Замуж за барристера

— Кажется, старый мистер Рид что-то подозревал, — хмыкнул Джозеф. Элизабет, так и не взглянув на текст завещания, ошеломленно смотрела на Энтони. Однако, оказалось, что он не закончил.

— Это письмо отца, датированное тем же днем, что и завещание, — продолжил он, передавая Элизабет вторую бумагу. — Здесь он объясняет все изменения тем, что узнал о пристрастии Джорджа к картам и проигрыше им большой суммы денег. Отец опасался, что он пустит Кловерхилл по миру и я снова окажусь на улице, поэтому придумал такой способ защиты нам обоим. Идея неплоха: относись Джордж ко мне хорошо, я никогда не оставил бы его без крова. Кроме того, отец завещал Джорджу половину годового дохода Кловерхилла, надеясь, очевидно, что тот возьмется за ум и сделает все для дальнейшего процветания поместья. Вот только он не знал, что Джордж не просто разгильдяй, а жестокий и хладнокровный убийца. Потому и дал ему шанс. А вот Джордж отца не пожалел.

В гостиной воцарилась тишина. Энтони, вероятно, вспоминал отца и те дни, что успел с ним провести. Джозеф в непонятном напряжении смотрел на него и чего-то ждал. Элизабет осторожно свернула бесценные бумаги и аккуратно положила их на стол перед любимым. Кажется, именно это и выдернуло его из размышлений.

— Где ты их взял? — повторил свой предыдущий вопрос Энтони, в упор посмотрев на Джозефа, чтобы тот и не думал юлить. — И откуда узнал?..

Джозеф тут же вздыбился, как будто услышал в этом вопросе оскорбление.

— Да ничего я не знал! — огрызнулся он. — Эмили решила, что МЫ ДОЛЖНЫ найти сокровища старого мистера Рида. Она была уверена, что тот не мог тебя обделить и где-то закопал сундук золотых монет, способных добить нужную тебе сумму.

Мы перерыли половину Кловерхилла и в спальне твоего отца обнаружили тайник, где и было это завещание. Как я понимаю, оно избавляет тебя от необходимости уплаты братовых долгов господину Джонсону?

— Эмили искала в Кловерхилле сокровища? — не сдержав изумления, переспросила Элизабет, но ее вопрос остался без ответа. А вскоре и вовсе потерял актуальность, потому что Элизабет осознала, что на самом деле значила сейчас для Энтони последняя воля отца.

— Если я смогу доказать его законность, — отозвался тот. — На первый взгляд, все заполнено верно: подписи свидетелей, печать нотариуса. Но все же надо связаться с этой конторой, чтобы они подняли свои записи и подтвердили подлинность завещания.

Джозеф нахмурился.

— На поезд до Тонтона ты еще можешь успеть, — заметил он. — А вот обратно в лучшем случае возвратишься лишь завтра к вечеру. Если завещание имеет силу — хорошо. А если нет? Потеряешь Кловерхилл, и плакали тогда все твои усилия!

Энтони улыбнулся — и Элизабет поняла, что он, несмотря на озвученные опасения, полностью уверен в успехе.

— Пошлю в Тонтон телеграмму, — сказал он. — Пообещаю вознаграждение, если сегодня найдут нужную книгу, и, поверь, еще до ужина мы будем знать ответ.

— Давая я до телеграфа сбегаю, пока вы обед заканчиваете, — предложил Джозеф. — Ты только толковый текст и адрес напиши.

Энтони посмотрел на Элизабет и, поймав в ее глазах одобрение, покачал головой.

— Отдохни с дороги, — посоветовал он, поднялся с места и подал Элизабет руку.

— Отдышись, поешь. А с этим делом я справлюсь не хуже тебя. Тем более мы с женой как раз хотели прогуляться.

И они покинули гостиную, оставив совершенно ошарашенного Джозефа одного.

*Чудо его (ит.)

Глава сорок седьмая: Томас Уивер

Томас Уивер возвращался домой.

Он пропустил утренний поезд в Тонтон, чтобы купить в столице подарок жене: в качестве извинения за то, что не взял ее с собой, — и в качестве признания ей в самых глубоких чувствах.

Вдруг оказалось, что говорить о них Томас разучился.

Вдруг оказалось, что они у него есть, а Томас был уверен, что те умерли вместе с Фэй и не способны воскреснуть.

Вдруг оказалось, что и сам он жив и что жизнь — это вовсе не череда однообразных дней, в один из которых неминуемо должна была прийти смерть, а истинное удовольствие, обещающее в скором времени стать настоящим блаженством.

Томас, много лет сокрушавшийся по поводу отсутствия наследника, теперь просто ждал появления их с Черити малыша на свет, представляя себе его серьезные глазки, его крохотные пальчики, его неловкую улыбку, млея от этого и не делая различия между мальчиком и девочкой. Он знал, что будет обожать своего малыша, как теперь обожал его мать, хотя сумел признаться себе в этом совсем недавно.

Томас не знал, когда начал испытывать к Черити нежные чувства. Совсем не такие, какие вызывала у него Фэй, — не было нынче того взрыва эмоций, того сгорания на огне, той вечной веселой борьбы, лишь подстегивающей не угасающую страсть. Возможно, потому что Томасу тогда было на двадцать лет меньше, возможно, потому что Черити была слишком не похожа на его первую жену, — но, кажется, именно этой непохожестью она и сумела завоевать его сердце.