— Когда того требует дело, — согласился он. — Иначе никогда не выбился бы в барристеры.
Элизабет предпочла не уточнять, что он имел в виду: кажется, на сегодня ей было достаточно тайн прошлого. Более того, они и далее молчали почти всю дорогу до Ноблхоса, лишь изредка восхищаясь закатным солнцем и другими природными красотами, однако нынешняя тишина, в отличие от утренней, вовсе не казалась гнетущей или неловкой. Элизабет с удовольствием наблюдала за безупречной осанкой спутника, словно слившегося со своим конем в единое целое, и ей было очень жалко, что Энтони так упрямо стремился от него отделаться.
— Мисс Уивер? — словно почувствовав ее потаенные взгляды, обеспокоился Энтони. Элизабет, удивляясь самой себе, не стала скрывать свои мысли.
— Если бы вы видели сейчас себя со стороны, мистер Рид, ни за что не расстались бы с Везувием, — сказала она. — Вы удивительно подходите друг другу: быть может, потому что родились на одной земле. Это лошадь породы Салерно. Именно за ней папа ездил на юг Италии, рассчитывая, что Везувий станет бессменным чемпионом скачек. Но они с Эшли совершенно не выносят друг друга: Везувий однажды даже сбросил его со спины и с тех пор, мне кажется, незаслуженно чахнет в стойле без ласки понимающего хозяина. Не думайте, пожалуйста, что я стремлюсь растрогать вас и тем самым уговорить переменить свое решение, однако зачастую недостаток сведений вынуждает нас делать неправильные выводы и потом раскаиваться в них.
— Отчего вы с мистером Уивером не сказали мне об этом раньше? — огорченно спросил Энтони.
— Оттого, вероятно, что папа хотел одним камнем убить двух птиц, а с вами, мистер Рид, нельзя плутовать, — улыбнулась Элизабет и, заметив по его лицу, что он пытается найти выход, добавила: — Не расстраивайтесь, это уж точно не ваша вина, и папа понял свою ошибку еще до вашего ухода. Но все же, я думаю, он исподволь надеется, что вы с Везувием так приглянетесь друг другу, что не захотите расставаться.
— Вы задали мне сложную задачу, мисс Уивер, — заметил Энтони и покачал головой, не зная, как поступить. — Мне искренне жаль, что такой великолепный скакун не нашел своего призвания и вынужден пропадать без дела. С другой стороны, я ведь тоже не смогу обеспечить ему жизнь, для которой он создан: я не интересуюсь скачками и вряд ли когда-нибудь соберусь в них участвовать.
— Мне кажется, Везувий будет не меньше рад ежедневным прогулкам по Квантокским холмам, — прибегла к новому доводу Элизабет, и Энтони отважился на очередное нахальство:
— Если только вместе с Тайной, — под сумасшедший стук сердца заметил он. — Потому как, боюсь, он предпочтет сгнить в стойлах, нежели расстаться с ней навсегда.
Очаровательный румянец на щеках Элизабет стал свидетельством того, что она не только знала о симпатии Везувия к ее лошади, но и разгадала хитрость Энтони. А он, ожидая ее ответа, разучился дышать.
— Тайна жить не может без утренних прогулок, — старательно ровно проговорила Элизабет и, желая скрыть смущение, принялась трепать лошадиную гриву. — Вот только мы с ней никогда не расстаемся, мистер Рид. Так что вам с Везувием придется терпеть нас обеих.
Кажется, после этих слов участь рыжего коня была решена.
* Ради вашего заступничества я готов отказаться от любых своих убеждений. Зная, что от того лишь выиграю (ит.)
Глава восемнадцатая: Ревность
Элизабет и подумать не могла, что слова Джозефа окажутся пророческими и за какую-то пару недель она привяжется к Ребекке, будто к младшей сестренке. Впрочем, иначе, наверное, и быть не могло.
Всего четыре утра выдались за это время настолько дождливыми, что о верховой прогулке нельзя было и помыслить. В остальные дни Элизабет сразу после завтрака седлала Тайну и отправлялась на просторы Квантокских холмов. И обязательно в одном и том же месте в одно и то же время встречала знакомого всадника на рыжем коне и замирала от его улыбки, а потом храбро протягивала ему руку в знак приветствия и ловила острые и словно бы неприличные мгновения удовольствия от прикосновения его губ к своей коже. С каждым разом все более смелые и нежные, но ни в коем случае не переходившие ту черту, что разделяла чужих и близких. Элизабет решила больше не задаваться вопросом о причинах такого поведения посватавшегося к ней мужчины. В конце концов, он мог именно так понимать ухаживания, и Элизабет, положа руку на сердце, предпочитала их любым другим.
Спроси ее кто, о чем они говорили, она, наверное, замялась бы. О каких-то пустяках вроде водившихся на местных полях землеройках и самых вкусных сортах яблок. Иногда поднимали серьезные темы, если мистер Рид просил совета по восстановлению Кловерхилла. А чаще просто мчались верхом на своих быстроногих конях — то ли играя, то ли, напротив, живя этим, — почти как Элизабет мечтала, и только окончание таких заездов было отличным от ее представлений. Ровно таким, каким и подобало между леди и джентльменом.
— Мисс Уивер, никакие комплименты не в силах передать мое восхищение вашей грацией и бесстрашием!