В преддверие новогодних каникул мне было поручено развести подарки по многочисленным кабинетам чиновников города Москвы. Наиболее серьезные приходилось тащить совместно с предоставленным мне в помощь водителем, менее значительные включали дежурный канцелярский набор (календарь, органайзер, ручка) с символикой банка. Всего подарков было на небольшой грузовичок и я едва управился за пару дней. Порой приходилось принимать участие в уже начавшемся празднование, которое могли себе позволить отдельные личности, вроде руководителя одного из департаментов, в советское время отбывшего пару сроков за незаконные валютные операции и спекуляцию, а сегодня распоряжающийся бюджетными миллионами с тем же творческим подходом и не изменившейся высокой целью.
В главном корпусе правительства мои дары осмотрели пара милиционеров в «брониках» с собаками, которые на удивление не проявили интереса к копченым колбасам, кое-где выглядывающим из-под винъеток огромных корзин. Больше всего мне запомнились слова помощницы банкира, поднаторевший на сходных делах: «Французское вино – в большие корзины, итальянское – в средние, чилийское – остальным». Эта замечательная девушка, оказывающая любого вида услуги своему шефу на протяжение нескольких лет, а с истечение срока годности отставленная в простые помощницы, кривила губы буквально через полгода, услышав его имя и нехотя выдавая мне его документы из банковской ячейки, заставив прождать более часа. Казбек к тому времени не удостоился бы в ее понимание даже пакета с офисными безделушками.
Празднование Нового года банком происходило на верхнем мансардном этаже все еще нашего Торгового центра. Оттуда открывался умопомрачительный круговой обзор на весь центр Москвы, сияющий праздничной иллюминацией и переливающийся огнями тысяч автомобилей, снующих в любое время по асфальтовым рекам огромного мегаполиса. Более завораживающий вид мне открылся лишь однажды, когда при возвращение из Риги на турбо-винтовом самолете нас перенаправили из Шереметьево в Домодедово и мы поздней ночью неторопливо и на небольшой высоте величаво огибали столицу. Не было ни облачка, столица за бортом была похожа на пульсирующее, горящее сердце с венами и артериями в виде улиц и проспектов, узелками площадей, затемненными пятнами кварталов зданий и хорошо различимыми, сверкающими рубиновыми звездами на вековых башнях. Если бы я догадался сделать хорошее фото, его вполне можно было использовать в качестве оригинальной и весьма детальной карты для навигации. Жаль, не догадался сделать картинку на память, предпочитая запечатлеть ее исключительно для личного использования.
Поскольку этот Новый год был первым, празднуемый мной в столь высоком обществе, я поменял билет домой и взял на единственный утренний рейс 31 декабря, другие в этот день были отменены. Стоимость зашкаливала, скажем и через пятнадцать лет билеты были иногда в два раза дешевле, но я не мог пропустить такого события, тем более имелась и другая, кроме карьерных соображений причина. В банке ближе к зиме я встретил ту самую литовскую княгиню, запавшую в память на празднование Дня Победы и обозначившую для меня новые высоты столичной жизни. Мне даже удалось с ней пару раз пообщаться. Выяснилось, что в банке она никого, кроме меня из знакомых не встретила, что в ином прочтение означало, что в тот день не только она осталась в моей памяти. Как именно она туда попала точно не скажу, но Банкир доверил ей создание филиала на юге Москвы, а точнее дал устное добро, а все прочее возложил на ее попечение. Упустить такой шанс пообщаться в неформальной обстановке я не мог.
Сами посиделки по праздником в составе банковской свиты были нередкими. Казбек любил хорошо покушать и не отказывал себе в удовольствие делать это в составе своих подчиненных, порой разбавленных какими-то в данный момент нужными ему людьми. Отношения в высших кругах у него были достаточно серьезно испорчены, так как назвать его приятным в общение человеком у меня бы язык не повернулся. Тем не менее, Виталий к примеру, считал, что тот умеет быть обаятельным и даже угодливым, но мне кажется это было в прошлом, слишком большой отпечаток наложили на него имеющиеся миллионы и прилагаемая к ним власть.
Слушать его двухчасовые застольные речи с метаниями мысли по кругу у меня сил не было, а поговорить он любил и заряжался от собственных выступлений как ветряная мельница от порывов ветра. Первое время еще куда ни шло – было в новинку и можно сказать интересно, но в десятый раз – увольте, я предпочитал отыскать место поодаль и спокойно насладиться кулинарными шедеврами или хотя бы вискарем. Правда, благодаря практическим занятиям, я неплохо обучился орудовать столовыми приборами всех уровней сложности, освоил даже палочки, но достигнув среднего уровня уверенности в себе предпочитал использовать вместо ножа кусок хлеба.