Читаем Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма полностью

При всей важности перечисленных факторов далее они мной рассматриваться не будут. Напротив, в данной главе я, пользуясь понятием готической эстетики, исследую существенные компоненты поттеровской серии. Я наглядно продемонстрирую, что успех ее в гораздо большей степени связан со специфическим состоянием современной культуры, чем с каким-либо иным явлением. Мы узнаем, что поттеромания произросла на почве бытующего ныне культа смерти и ее связь с этим важным культурным направлением будет исследована во всей ее сложности. А в завершение я покажу, что фактически феномен Гарри Поттера — это руководство по искусству смерти и умирания, облеченное в подростковый роман[540]. «Мои книги по большей части посвящены смерти», — говорит сама Ролинг[541].

Никакого гуманизма по отношению к маглам

Теперь рассмотрим более пристально вопрос о том, почему изобретение маглов (так в серии называют обычных людей) сыграло столь важную роль в популярности истории о Гарри Поттере[542]. Рон, друг Гарри, объясняет значение слова «магл» в самом начале повествования; назвать волшебника или ведьму маглом — верх оскорбления, наличие магла среди членов семьи — позор, поэтому ведьмы и волшебники, в чьих семьях имеются маглы, старательно это скрывают[543]. С точки зрения волшебника, жить с маглами — это самое большое несчастье, какое только можно себе представить[544]. Этимология слова «магл» (muggle), очевидно, восходит к «грязи» (mud), с заменой d на g. В ряде случаев мы встречаем слово «грязнокровка» (Mudblood), употребляемое либо как синоним «магла», либо с целью оскорбить «человекорожденных» волшебников или ведьм, о чем намекает портрет Вальбурга Блэка, когда начинает кричать: «Грязнокровки! Отребье! Твари из грязи!»[545] В иерархии вымышленных существ поттеровской серии маглы стоят на одной ступени с другими существами низшего порядка, такими как эльфы, которых используют в качестве домовых-крепостных. Книги пропитаны брезгливым презрением к человечеству и человечности:

Приглядевшись внимательнее, Гарри понял — то, что он принял за украшенные резьбой троны, было на самом деле курганами, сложенными из человеческих тел: сотни и сотни голых мужчин, женщин и детей, все с туповатыми, уродливыми лицами, были переплетены и спрессованы так, чтобы выдерживать вес облаченных в красивые мантии колдунов.

— Маглы, — прошептала Гермиона. — На положенном им месте. Ладно, пошли[546].

Автор прилагает немалые усилия, дабы заставить читателя презирать маглов. Первые маглы, которых мы встречаем на страницах романа, — это Дурсли, члены приемной семьи Гарри, в которой он воспитывался с младенчества. Они описаны как самые презренные, самые мерзкие людишки; Гарри смотрит на них с отвращением. Его тетя Петунья — тощая блондинка с лошадиным лицом и противным резким голосом[547]. Дядя Вернон чрезвычайно груб и постоянно на всех орет; пальцы у него «толстые, как сосиски», а сам он похож то ли на одышливого «рассвирепевшего носорога» с «крохотными глазками», то ли на «мышь, которой наступили на хвост»[548].

Своего кузена Дадли Гарри сравнивает с гориллой, но чаще — с поросенком[549]. Дадли «такой толстый, что бока у него свисали с краев табуретки»; мы видим его на кухне: его «маленькие поросячьи глазки прилипли к экрану, а пять подбородков работают без остановки»[550]. Приведенные характеристики балансируют на тонкой грани между тем, что мог бы ляпнуть какой-нибудь школьный забияка, и чем-то вроде языка вражды, в которой люди сравниваются с «грязными скотами». Маглы, как мы видим, весьма дурно обращаются с Гарри, этаким мужским вариантом Золушки, — автор намеренно выставляет их в неприглядном свете, чтобы вызвать у читателя сочувствие к бедненькому сиротинушке[551]. И семейство Дурслей вряд ли является тем исключением, которое подтверждает правило, потому что люди вообще выведены здесь гадкими, скверными, неполноценными созданиями, существами низшего порядка.

Поттеровская серия идет дальше произведений Толкина (кстати, одного из любимых писателей Ролинг), который презирал людей за неспособность придерживаться высоких нравственных стандартов, что и побудило его придумать хоббитов, поместив их на высший моральный уровень. Отношение к маглам в книгах о Гарри Поттере не подразумевает никаких моральных суждений о них: в мире Гарри Поттера не существует ни универсальных ценностей, ни абстрактного добра[552]. Добро здесь крайне субъективно; его невозможно определить вне связи с самим Гарри.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология