Читаем Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма полностью

Но что чувствует Гарри? Перед встречей со смертью Гарри испуган, пальцы у него онемели, ладони вспотели, сердце «колотилось о ребра»[785]. Как обычно, это физиология, не психология: единственный проблеск его чувств в этот последний момент — это когда он вспоминает о поцелуе Джинни. Сама смерть описана просто, без обиняков: «Все исчезло»[786]. Что мы видим дальше? Гарри, как обычно, лежит на земле. Так значит ли это, что если вы совершаете самоубийство или если вас убивают, то все, что от вас требуется, — это закрыть глаза, а когда вы снова их откроете, то можете оказаться совсем в другом месте? Или все это вопрос любопытства? Ведь если смерть так «легка» или даже весела и если созерцание чужой смерти является развлечением, то человеку, естественно, может стать любопытно, как же все это происходит на самом деле.

Через две главы, описывающие то, что Гарри пережил после смерти, он, как и положено, возвращается к жизни в качестве ожившего мертвеца и в конце концов убивает Волан-де-Морта, что кажется излишним: Гарри прекрасно знает, что теперь уже Темный Лорд никому не может причинить вреда[787]. Тело его, по описанию, очень похоже на тело Седрика, и читатель видит его в той же степени спокойного овеществления: точно так же похожим на паука, как Седрик, как родители Гарри, как все и всё прочее, чьи смерти изображены в этой кровавой литературной бойне[788]. Эти описания способны только создать ощущение банальности насильственной смерти.

Двусмысленность личности Гарри — богатая почва для многочисленных интерпретаций, но точно одно: смерть с самого начала этой смертельной саги охотилась, выслеживая бедного слабого ребенка… «…Гарри наконец понял, что ему не предназначено остаться в живых. Его задачей было спокойно идти в широко раскрытые объятия смерти»[789]. В конце мы узнаём, что лишь смерть «будет означать настоящий конец Волан-де-Морта» и что Гарри оставляли в живых, дабы он мог умереть в нужный момент. А если точнее и гораздо образнее, его на протяжении всего повествования «растили, как свинью на убой»[790]. И, как мы узнали, все это было «тщательно спланировано» и запрограммировано автором с самого начала.

Если мы поверим, что Волан-де-Морт — плод воображения Гарри, то это будет история о прогрессирующем психическом заболевании протагониста, переходящем в глубокое безумие, которое приводит его к самоубийству, так как он постоянно воображал, будто ведет смертельный бой со всемогущим Волан-де-Мортом. Сюжет можно истолковать и как историю о том, что Гарри подчиняется голосам, толкающим его на убийство своих жертв, а в итоге и на самоубийство. Но если мы поверим, что Гарри и Волан-де-Морт — две разные сущности, значит, поттеровская серия побуждает читателя принять роль жертвы. Здесь, как и в вампирских сагах, принятие насильственной смерти от руки чудовища без сопротивления описывается тоже как геройский поступок[791]. И наконец, мифы о вампирах побеждают, когда Гарри возвращается к жизни, получив бессмертие в обмен на смиренное принятие жертвенности.

Скромный секрет популярности: смерть как вечеринка

Гарри Поттер — не Раскольников: ни философские вопросы, ни моральные дилеммы, касающиеся смерти или загробной жизни, никоим образом его не занимают. И, как указывает Джон Пеннингтон, в Поттериане и впрямь нет ни намека на главные вопросы, связанные со смертью:

А как насчет смерти? Существует ли смерть? Существует ли загробная жизнь? Полтергейст Пивз, Почти Безголовый Ник и Плакса Миртл наводят на мысль, что никакого места последнего упокоения не существует, а Зеркало Еиналеж полагает, что добрые — в частности, родители Гарри, — каким-то образом застревают либо в Лимбе, либо в каком-нибудь Чистилище. Так куда же тогда занесло Седрика Диггори? Да и умер ли он на самом деле? Существует ли загробная жизнь? Или все кончается смертью? Эти более важные материи остались незатронутыми не потому, что Ролинг не хочет, чтобы читатели о них задумывались, а потому, что серьезные размышления, видимо, не представляют для нее интереса[792].

Самая простая интерпретация серии такова: Гарри жертвует собой ради спасения колдовского мира[793]. Не задаваясь вопросом, почему для совершения этой жертвы понадобилось так много времени (семь постепенно распухающих томов) и гибель стольких друзей, мы лучше подвергнем сомнению представление о смерти, разрекламированное Поттерианой, и посмотрим, сколь важную роль оно сыграло в коммерциализации смерти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология