Запад

Экономя чернила, он рисовал картинки прутиком на земле: как теоретически могли выглядеть эти существа, чьи гигантские кости покрыты либо ороговевшей кожей, либо мехом, либо косматой шерстью. Чтобы продемонстрировать, какой величины они должны быть по его представлениям, он указал на верхушку самого высокого тополя. Мальчик посмотрел на картинки. Выражение его безбородого лица не изменилось, он долго стоял молча, прежде чем сказать что-то на своем языке.

Беллман ждал:

– Ну?

Деверо махнул рукой:

– Он говорит, что никогда в жизни не видел ничего подобного. Тем не менее он готов пойти с вами, если вы ему заплатите.

Беллман покопался в большей из двух своих сумок и из-под сложенной хлопчатобумажной блузки Элси вытащил кусок зеленой ленты и рыболовный крючок, потом достал из жестяного сундучка осколок зеркала и двойную нитку красных бус, чуточку табаку, белый носовой платок и вручил все это мальчику, который взял вещи, тут же повязал зеленую ленту и воткнул осколок зеркала в волосы, собранные в два хвоста, повесил бусы на шею и заправил носовой платок за пояс своего маленького кожаного фартучка, который прикрывал интимную часть его тела, – что-то вроде сумки с мехом у шотландского горца. Потом он посмотрел на Беллмана и протянул руку за добавкой. Деверо закатил глаза и цокнул языком, словно говоря:

«Сколько бы ты им ни предложил, они всегда требуют больше».

– Парень нацелился на еще одну ленту из вашей большой коробки с сокровищами, сэр, для другого хвоста, – сказал торговец мехами. – И еще одни бусы, синие, которые он предпочитает красным.

Беллман колебался. Ему показалось, что парень немного жадничает и хочет его перехитрить. С тех пор как год назад покинул дом, он начал беспокоиться о своих безделушках: каждая сделка с аборигенами уменьшала его запасы. Теперь у него осталось совсем немного вещичек на обмен. Тем не менее ему не терпелось продолжить путь, и он думал, что дела у него наверняка пойдут лучше, если индеец будет сопровождать его, чем если тот откажется.

Он достал белую ленту и самую короткую нитку синих бус и отдал их юноше, который тут же все это на себя надел и стал похож, по мнению Беллмана, на счастливую девочку.

Прежде чем отправиться в путь, Беллман спросил Деверо, не окажет ли тот ему любезность отправить несколько писем его дочери, которой десять, нет, уже одиннадцать лет, и которая живет с его сестрой, у той характер, конечно, не сахар, но в душе она хороший человек. В течение прошлого года он уже передал несколько писем, сказал он, с разными путешественниками и другими людьми, которые ему встречались. Но он знает, что дочка ждет от него новых. Не согласится ли Деверо отослать эти его последние письма?

Деверо согласился.

В тот первый день они выступили на рассвете. Беллман с двумя лошадьми – своей черной и бурой лошадью, купленной для мальчика, – шел по берегу, мальчик с багажом плыл на пироге. Потом они поменялись местами, и Беллман убедился в том, что подозревал с самого начала: юноша гораздо ловчее, чем он, управлялся с выдолбленной лодкой, проворно орудуя веслом и легко маневрируя между отмелями и топляками, которые скопились на участке с досадно медленным течением. Когда Беллман забрался в лодку, чтобы сменить мальчика, и принялся энергично колотить веслом по мелководью, та, перестав продвигаться вперед, начала ходить по кругу.

Болтаясь таким образом в реке, Беллман видел, как мальчик на берегу согнулся пополам от смеха, и поскольку пирога продолжала вращаться на месте, сам в конце концов принялся хохотать и хохотал до тех пор, пока не ослабел настолько, что оставил даже попытки направить лодку в нужную сторону. Он поднял весло и сделал знак мальчику: давай-ка, мол, снова меняться местами.

Когда стали сгущаться сумерки, Беллман поздравил себя с новыми приобретениями: мальчиком, бурой лошадью и лодкой.

Оказавшись снова на твердой земле и ведя лошадей в поводу, он зашагал шире.

Беллман восхищался красотой здешней природы: бледно-зеленой лентой реки, темными деревьями, яркими просторами прерий вдали, волнистыми и нежными; измятым синим шелком неба.

Он чувствовал себя гораздо легче и исполнился большей, чем в предыдущие месяцы, надежды, что все ближе подбирается к тому, что ищет.

Снова пришла весна. Элмер Джексон умудрялся теперь обедать или, по крайней мере, выпивать чашку кофе в доме Беллмана три-четыре раза в неделю.

Он уже чувствовал себя там как дома.

Научился почти не употреблять бранных слов, и в конце дневных трудов по уходу за мулами или разных работ по дому сестра Беллмана выставляла ему тарелку холодного мяса с куском имбирного кекса или яблочного пирога.

С тех пор как его высокий большеногий сосед ушел бродить в стороне, где садится солнце, Джексон часто приезжал на своей серой с белым хвостом лошади помочь по хозяйству.

– Спасибо тебе, Элмер, – говорила тетя, когда он приезжал, и еще раз в конце дня, когда заканчивал работу и она угощала его чашкой кофе или – иногда – ужином с кексом или пирогом.