Запад

Насколько он мог судить, мальчик был доволен сделкой, которую они заключили в присутствии торговца мехами Деверо. Вечерами, после еды, Беллман часто видел, как мальчик крутил зеркало в свете костра или менял местами ленты, бусы и носовой платок, украшая свои черные волосы и тощее, державшееся на тонких ногах тело.

Беллман любил вечера после долгого дневного перехода – тихие, почти по-домашнему уютные: вещи сложены на земле до утра, тарелки выскоблены и вымыты в реке, теплый костер отбрасывает мягкие тени на их бивуак. Иногда, уже улегшись на ночь, они громко переговаривались: Беллман на своем языке, мальчик – на своем, понятия не имея, что говорит собеседник.

Приятно, думал Беллман, вот так общаться, прислушиваясь к словам, значения которых не понимаешь, – словно слушаешь музыку. Но удивительней всего было искусство мальчика обращаться со своим луком и стрелами, к тому же он был еще и хорошим рыболовом. В целом, считал Беллман, все шло хорошо. В лесах было достаточно дичи, а в реке рыбы, чтобы накормить целый город.

Лежа в постели, Бесс слышала разговор тети Джули и Элмера Джексона за занавеской.

Они пили кофе. Время от времени до нее доносился тихий стук чашек о поверхность стола.

– Конечно, я о нем думаю, – говорила тетя Джули. – Вспоминаю, как он, прочтя в газете о вероятном существовании огромных чудовищ с большими зубами, произнес: «О, я знаю что делать! Нужно уложить вещи, купить новую большую шляпу, немедленно отправиться в путь, проехать две тысячи миль в нужную сторону и угодить прямо им в пасть».

Тетя произнесла это низким дурацким голосом, и Бесс услышала откровенный смех Элмера Джексона. А когда украдкой выглянула из-за занавески, отделявшей ее кровать, увидела, как Элмер Джексон довольно хлопнул себя по ляжке.

Увидела она и то, что удовольствие, с каким тот воспринял тетино передразнивание отца, заставило тетю покраснеть.

Бесс никогда еще не видела, чтобы тетя краснела.

Джули пригладила седеющие каштановые волосы на затылке над воротником и заправила прядь за ухо.

Раньше Бесс не слышала, чтобы тетя так дружелюбно беседовала с Элмером Джексоном, как сейчас, когда они вдвоем пили кофе в свете лампы, и ей пришло в голову: уж не влюблена ли она немного в их соседа, а он в нее? Вот уж никогда бы не подумала. Последнее, что она могла предположить, – это что тетя станет все с бóльшей теплотой относиться к Элмеру Джексону, – это было чем-то невероятным, чего она не могла ни постичь, ни объяснить. Интересно, теперь всегда так будет: Элмер Джексон почти каждый вечер здесь, у них в доме, тетя Джули сидит с ним за столом, разговаривает, смеется над ее отцом и краснеет, когда Элмер Джексон тоже начинает смеяться?

Бесс отошла от занавески и снова легла в постель.

Вскоре после этого она услышала чирканье стула по деревянному полу и звук закрывшейся двери, потом звяканье чашек, которые тетя Джули мыла в тазу, стук ботинок, которые она сняла, а после этого скрип отцовской кровати наверху, в которую она забралась.

В темноте и тишине до Бесс доносилось тиканье настенных часов. Закрывая глаза, она до сих пор видела, как выглядели эти часы после того, как уехал ее отец. Когда она вернулась наконец в дом, стрелки раскинулись на большом круглом циферблате в противоположных направлениях, словно руки: как будто одна указывала на запад, другая – на восток. Днем бывал момент, который она любила больше всего и старалась оказаться в доме, когда он наступал: это когда большая стрелка медленно переползала через цифру 12 и сливалась с маленькой, и обе они указывали на восток.

Сейчас она лежала с закрытыми глазами.

Сегодня во двор залетел ворон, и это должно было означать, что отец нашел больших животных и начал свой путь домой.

А если завтра она сумеет пронести ведро с водой от колонки до дома, не пролив ни капли, это будет означать, что он здоров.

Если белый боярышник зацветет до начала мая, это тоже будет означать, что он пребывает в добром здравии.

А если тетя утром встанет в плохом настроении, значит, он вернется до ее дня рождения.

Она занималась этим теперь все время – днем чуть ли не каждый час и всегда по вечерам; это было последним, что она делала перед тем, как заснуть: отсчитывала время, собирая добрые для ее отца приметы.

В целом, разумеется, счет получался в его пользу, потому что именно так Бесс всегда толковала приметы, имея возможность повлиять на результат, во всяком случае, она старалась: с ведром от колонки к дому шла очень медленно и не наполняла его до краев, в конце апреля выискивала на боярышнике бутоны, которые вот-вот распустятся, и уж точно могла всегда рассчитывать на то, что утром тетя Джули встанет в дурном расположении духа.

Это было каким-никаким утешением.

Она подтянула колени к подбородку и завернулась в свое лоскутное одеяло. За занавеской, напротив ее кровати, тикали часы.

Теперь Элмер Джексон обычно появлялся в два часа дня; в девять или десять часов вечера он брал шляпу, желал тете Джули спокойной ночи, взбирался на свою серую с белым хвостом лошадь и уезжал.